Волчицы из Машкуля
Шрифт:
— А почему?
— Потому что лучше всего охотиться на лис в Англии. Не знаю почему, но мне кажется, что в это время года воздух Англии будет особенно благотворным для вас и ваших дочерей.
— Ба! — заметил маркиз, присев в кровати, как бы собираясь встать.
— Да, мой любезный хозяин, именно это я и хотел вам сказать.
— Иными словами, вы советуете мне отправиться во вторую эмиграцию? Спасибо!
— Ну, если вы называете эмиграцией короткое приятное путешествие, пусть будет так.
— Мой дорогой генерал, мне хорошо знакомы подобные короткие поездки. Порой они бывают продолжительнее кругосветного путешествия: известно, когда они начинаются, но никогда не знаешь, когда они заканчиваются. А потом, есть одно обстоятельство; возможно, вы мне не поверите…
— Какое?
— Вчера и даже сегодня утром вы смогли убедиться в том, что у меня, несмотря на возраст, незаурядный аппетит, и я могу похвастаться, что у меня еще ни разу не болел живот; я ем все подряд.
— И что же?
— Так вот, единственное, что я не могу переваривать, так это чертов английский туман! Вам не кажется это странным?
— Ну тогда отправляйтесь в Швейцарию, Испанию, Италию — словом, куда захотите, но только уезжайте поскорее из Суде, уезжайте из Машкуля, уезжайте из Вандеи.
— А!
— Да.
— Так, значит, нас считают замешанными в сомнительных делах? — спросил вполголоса маркиз, потирая радостно руки.
— Если сейчас нет, то скоро будут.
— Наконец-то! — воскликнул старый дворянин, ибо он подумал, что такой шаг правительства теперь подтолкнет его единомышленников взяться за оружие.
— Сейчас не время шутить, — произнес генерал, придавая лицу строгое выражение, — не скрою, мой дорогой маркиз, если бы я повиновался только своему долгу, у ваших дверей уже стояли бы двое часовых, а на стуле около вас сейчас сидел бы младший офицер.
— Гм! — хмыкнул маркиз с чуть более серьезным видом.
— Да! Бог мой! Да, все именно так! Но я понимаю, что мужчине вашего возраста, привыкшему к деятельной жизни, к лесному воздуху, невыносимым покажется узкий застенок тюрьмы, где вы окажетесь по воле судей; и вот, доказывая на деле мое дружеское к вам расположение, о чем только что было мною сказано, я пошел на сделку с совестью.
— Но, генерал, вдруг вас обвинят в нарушении долга?..
— Полноте! Вы думаете, что я не найду доводов в оправдание? А если я скажу, что колонну остановил иссохший, дряхлый, наполовину разбитый параличом старикашка?
— О ком это вы говорите и кого называете старикашкой? — спросил маркиз.
— О вас, о ком же еще!
— Это я-то иссохший, дряхлый, наполовину разбитый параличом старикашка?! — воскликнул маркиз де Суде, высунув из-под одеяла костлявую ногу. — Я не знаю, мой дорогой генерал, может быть, настало время снять со стены одну из шпаг и предложить вам размяться перед завтраком до первой крови, как это делалось сорок пять лет назад в мою бытность пажом.
— Будет, старое дитя, — ответил Дермонкур, — вы хорошо мне доказали, что я совершил ошибку, и мне ничего не остается, как позвать двух солдат.
И генерал сделал вид, что хочет встать.
— Ну уж нет, черт возьми! Я иссохший и дряхлый старикашка, наполовину разбитый параличом, нет, полностью разбитый параличом! В конце концов вам виднее.
— В добрый час.
— Но, послушайте, не можете ли вы мне сказать, кто навел на меня подозрения?
— Прежде всего ваш слуга Жан Уллье…
— Да.
— Охотник за лисами…
— Я хорошо слышу.
— Ваш слуга Жан Уллье, — и вчера вечером я не посчитал нужным вам говорить, так как предполагал, что вам это известно не хуже, чем мне, — так вот, ваш слуга Жан Уллье во главе группы мятежников попытался остановить воинскую колонну, двигавшуюся к замку; произошло столкновение, в результате чего мы потеряли трех солдат, не считая предателя, которого пришлось пристрелить на месте. Я думаю, что он, должно быть, тоже из местных.
— Как его звали?
— Франсуа Тенги.
— Тише! Генерал, не говорите так громко! Здесь его сестра — девушка, прислуживавшая нам за столом, — она только что похоронила отца.
— Ох уж эти гражданские войны! Черт бы их побрал! — произнес генерал.
— Между тем только они поддаются объяснению при помощи логики.
— Возможно.
— Я захватил вашего Жана Уллье, но он сбежал.
— Признайтесь, что правильно сделал.
— Да, но пусть мне он больше не попадается!
— Нет, не беспокойтесь, в этом больше опасности нет; раз вы предупредили, я отвечаю за него.
— Тем лучше, ибо я не расположен проявлять снисхождение, поскольку мне не довелось побеседовать с ним, как с вами, о великой войне.
— Но он тоже воевал на той войне, и храбро воевал; в этом я могу вам поручиться.
— Лишний повод: значит, он принялся за старое.
— Однако, генерал, — сказал маркиз, — мне до сих пор непонятно, почему поведение моего егеря вменяется мне в вину?
— Подождите! Вчера вы упомянули о домовых, которые вам сообщили обо всем, что я делал между семью и десятью вечера.
— Да.
— Так вот, и у меня есть свои домовые, и они не хуже ваших.
— Сомневаюсь.
— И они мне доложили обо всем, что происходило в вашем замке вчера днем.
— Надо же, — произнес маркиз с самым невинным видом, — ну, что же, я вас внимательно слушаю.
— Позавчера к вам, в замок Суде, прибыли два гостя.
— Ну вот, вы задумали превысить данное мне обещание: вы должны были мне поведать обо всем, что происходило в замке вчера, а начинаете свой рассказ с позавчерашнего дня.