Волшебница Вихря
Шрифт:
— Почита-а-атель Бур-р-и, — тихо, вибрирующим голосом сказал дракон, — бр-р-рат ур-р-раганов, р-р-родитель смер-р-рчей. Твоё вр-р-ремя умир-р-ать не пр-р-ришло. — Его голос изменился, зазвучал ниже и тише: — Выходи, тьма. Ты не властна над душой этого человека. Попробуй лучше победить меня. Мрак могучий, мрак холодный, если тебе голодно — выходи. Зачем ты держишься за пустоту? Злобы ради, или из гордости? С-сюда, — зашипел он. — Ко мне. С-с-следуй… С-с-слушай… С-с-сомкнись!
Ужасный грохот сотряс замок, и я едва не выронила меч — он гудел так, словно мог в любой момент разлететься на куски.
— Держи крепко, — приказал дракон. — Отпустишь — и твой возлюбленный умрёт.
Руки жгло, дрожащее лезвие резало мне пальцы. Я прикусила губы, боясь, что закричу от страха и боли. Нечто, едва видимое средь дождя, рвалось из груди Власа в верный клинок, и он становился красным, будто глотал само пламя. Я не знала, как долго смогу выносить эту муку, и понимала, что, вполне возможно, останусь без рук… Но терпела молча, видя только любимое, всё ещё бледное лицо, и приоткрытые губы, и дрожащие на ресницах капли. Я сгорала — он промокал. Между нами одна за другой вставали стихии.
Кругом меня бродили голоса. Они не подбадривали, наоборот, пытались смутить мою решимость, шептали сдаться. Они пели хором, проникая вглубь моей души, и рычали, царапая когтями сердце. Целая стая неведомых тварей, от которой никто не мог защитить меня. Кажется, Элик пытался что-то сказать, но я его не слышала. Силы мои иссякали, в горле стало так сухо, что можно было проглотить пустыню — и не заметить её вкуса. Я словно сама становилась песком, или землёй, или стеклом, которое легко разбить о камень. Меня то душило, то отпускало, или возносило, а, может, просто рвало на части. Единственной постоянной был меч и сам Влас. На него я смотрела, не отрываясь, и повторяла только одно: люблю тебя. Ты должен жить. И даже вой злобной стаи не мог прервать моего слабеющего шёпота. А буря всё не кончалась, и молнии то бешено бегали, то застывали, и вскоре я уже не чувствовал ни ног, ни ладоней, ни своего лица. Как будто осталось одно лишь сердце, упрямо стучащее во мраке, такое маленькое и беззащитное, такое сильное и верное. Моё сердце. Его сердце. И на двоих — одно дыхание, один стук, один ритм. Я почувствовала, что погружаюсь во мглу, и вдруг обрела сокрушительную тяжесть.
Меня отбросило прочь, и, врезавшись спиной в каменную ограду, я несколько мгновений не могла дышать. А когда поднялась и поползла на четвереньках, сразу увидела Элика, который поспешно заворачивал пылающий клинок в толстую холстину.
— Влас!!!
Я кинулась к мужчине и коснулась кончиками пальцев его щёки — она была тёплой. Он не пришёл в сознание, не встал тотчас, но откуда-то я знала — просто спит. Теперь это было не колдовское, тягостное беспамятство, а просто грёза, которая скоро его оставит.
— Спасибо тебе! — дрожащими губами выговорила я, преклоняя колени перед сидящим на крыше драконом. — Как отблагодарить тебя помимо слов?
— Мне ничего не нужно от тебя, дочь кузнеца, — едва заметно улыбнулся он. — Главное, что ты сделала правильный выбор, и будешь Вихрю самой лучшей женой.
— Если он меня выберет, — сказала я тихо.
На это дракон ничего не ответил — он склонил голову, расправил крылья и, напоследок что-то по-драконьи пророкотав, унёсся в небо.
Глава 9
Когда ребята внесли Власа обратно в комнату, Эльта, едва взглянув на брата, расплакалась. Правда, слёзы её были недолгими — увидев меня, девушка тотчас замолкла и испуганно ахнула.
— Веда, твои руки! — прошептала она.
Я и сама понимала, что обожглась чуть ли не до костей, но продолжала улыбаться сквозь лютую боль.
— Ничего. Заживут. Главное, пальцы на месте.
— На месте, ага! — шёпотом, сквозь слёзы, выругался брат. — Не понимаю, как ты вообще держала меч?! Он и сквозь ткань жжётся так, что пальцам больно!
— Он сказал не отпускать, — устало пробормотала я. — Эльта, ты говорила, у тебя есть мазь от ожогов… Пожалуйста…
— Да, да, конечно! — спохватилась девушка. — Садись, милая! Я принесу. Эрх, пока что никого сюда не пускай.
— Ага, — отозвался парень тихо. — Неужели у вас получилось?
— Да, — уверенно кивнул Элик. — Вот оно, проклятие. Ума не приложу, куда его деть. Разве что пока в углу положить…
Младший Вихрь растерянно почесал в затылке, посмотрел на меня виновато. Затем подошёл к брату, оглядел него, коснулся уверенно… и улыбнулся так широко и радостно, что у меня отлегло от сердца.
— Он спит! Просто спит, не более того! Веда, ты сокровище! Честное слово, я был таким болваном, когда…
— Иди-ка лучше проверь, как там Илья, — сказала Эльта, присаживаясь возле меня и доставая стеклянную баночку. — Будет лучше, если ты спокойно ему всё объяснишь.
— Спокойно? — вскинулся Эрх. — О каком спокойствии может идти речь, когда тут человека из смерти вернули?! Ладно, ладно. Ты права. Но Веда, честное слово…
Элик вывел друга, взяв за плечо, и Эльта принялась мазать мои ладони. Так как клинок дрожал, он задел и мякоть пальцев, а кое-где достал даже до запястьев. Теперь мне и самой было сложно понять, как я смогла удержать его…
— Ну как, лучше? — спросила девушка.
— Да. Немного легче. Спасибо тебе большое.
Она судорожно вздохнула и поспешно отёрла слёзы.
— Веда, ты понимаешь, что сделала?
— Наверное, нет, — честно сказала я, пытаясь справиться с болью и не скрипеть зубами. — Лучше сейчас не спрашивай меня, я туго соображаю. Поговорим о чудесах после, когда Влас проснётся.
— Конечно, — улыбнулась Эльта, и мы обнялись. — Я вас оставлю ненадолго.
Я была благодарна подруге за понимание. Не хотелось слушать похвалы и пытаться порадоваться своей силе. Я так устала, что не могла сидеть прямо, всё пошатывалась и тёрла глаза.
Он жив. Он со мной. Любимый… Я всё пыталась погладить его по голове, но пальцы не слушались. У меня ныли плечи, и, даже несмотря на мазь, ужасно болели ладони. Боль была едва терпимой, и я почти плакала, сжимая зубы, но потом смотрела на мужчину — и на губах появлялась улыбка. Когда очнётся — что скажет? И что мне ему сказать? Было так легко душе и тяжело телу, что едва дышалось. Всё вперемешку — мука, облегчение, вспыхнувшая с новой силой любовь…
Когда Влас глубоко вздохнул и пошевелился, я вздрогнула и подвинула табурет ближе.