Волжское затмение
Шрифт:
Снаружи раздались голоса, и коридор снова наполнился хрустящим топотом. Шли трое. Один впереди, двое сзади. Первый сутулился, и его руки были заложены за спину. Оказавшись в световой полосе, три силуэта превратились в людей. Обрели лица и краски. Позади, с револьверами, шли Шумилов и Нахабцев. А впереди, как арестованный, выступал собственной персоной лейтенант Балк. Был он по-прежнему в гражданском, но безупречный ранее серый костюм сильно измят, и две пуговицы, выпадая из петель, висели на ниточках. В его бесстрастном, будто кованом лице ничего не изменилось: всё те же прямые брови, суровая вертикальная морщинка над переносицей, стальные холодные глаза, рыжеватая щёточка усов под прямым жёстким носом. Вот только под глазами серые круги. Да и исхудал лейтенант: брюки на заду заметно обвисли.
– Господин генерал! Лейтенант Балк по вашему приказанию доставлен, – доложил Шумилов. Карпов оглядел всех троих и вздохнул. Быстро. Как быстро всё сегодня делается! Кто знает, может, и к добру…
– Благодарю вас, господа, – кивнул генерал своим офицерам. – Прошу вас остаться, вы мне нужны. Трушин! Два стула!
Поручики чуть опешили и косо переглянулись.
Балка генерал посадил напротив себя, через стол, а поручикам кивнул на обе стороны коридора позади лейтенанта. Те, пожимая плечами, сели.
– Ну что ж, здравствуйте, господин лейтенант, – устало вздохнув, обратился к Балку генерал. – Вот и снова встретились…
Балк поднял голову и неприязненно – одними уголками губ – ухмыльнулся.
– Я буду расстрелян? – тихо, без малейшего волнения, спросил он. – Это вам не поможет. Только повредит…
Карпов приветливо, с грустинкой, улыбнулся в ответ.
– Мне, господин лейтенант, уже ничто не поможет. И не повредит, – покачал головой он. – Если бы я хотел вас расстрелять, я давно бы уже сделал это. Я вполне отдаю себе отчёт, что положение наше критическое, безнадёжное, и полный разгром оставшихся сил – дело нескольких часов, не более того. Желая остановить ненужное уже кровопролитие и разрушение города, я намерен прекратить сопротивление и сдаться.
Карпов гулко прихлопнул тяжёлой ладонью по столешнице. Шумилов и Нахабцев вздрогнули, встрепенулись и вопросительно уставились на генерала. Балк выжидающе поглядел на Карпова и пожал плечами.
– Это, наверное, благоразумно, господин генерал, – учтиво кивнул он. – Но не понимаю, при чём здесь я?
– Вы, господин Балк, являетесь в этом деле главной фигурой. Потому что сдаваться я буду вам, – поднял голову Карпов и долго, в упор, поглядел на лейтенанта.
– Мне? Почему? И на каком основании? – нервно сглотнув, пробормотал Балк.
– На очень простом основании, господин лейтенант. В самом начале нашего выступления, если помните, мы объявили о своём непризнании законов и декретов большевиков, а также следующих из них актов. В том числе и Брест-Литовского мира. Следовательно, формально мы находимся в состоянии войны с Германией. А поскольку военные действия привели к нашему поражению, мы имеем все основания сдаться вам как военному представителю этого государства, – чётко и ровно, вспомнив только что написанный тезис, проговорил Карпов.
Балк порывисто вздохнул и заёрзал на стуле.
– Разрешите… – выдавил он, достал папиросы и, нервно расчиркав спичку, закурил. – Однако, вы… Очень странно… Но почему вы сочли лучшим сдаться мне, а не…правительственным войскам? Логика, господин генерал?
– Логика самосохранения, господин лейтенант, и ничего больше, – пожал плечами Карпов, изображая искреннее удивление. – Если я сдамся красным, то это будет не сдача, а самоубийство. Причём весьма позорное и болезненное. У вас же, господин Балк, я рассчитываю встретить цивилизованное отношение и уважение к статусу военнопленных.
– О, да-да, понимаю вас, господин генерал…
– Вот, – совсем просиял Карпов, почти как добрый Дед Мороз. – Я полагаю передать всю военную власть в городе в ваши руки. Получив эти полномочия, вы по вашим каналам передаёте красным просьбу о прекращении огня. Я тоже прекращаю огонь, отвожу войска и сдаюсь вам в плен. Ну, а вы уже поступаете по усмотрению. Надеюсь на ваше милосердие, господин лейтенант. Иначе сотни жизней лягут и на мою совесть, а она, поверьте старику, и так уже слишком перегружена.
Балк заинтересованно наблюдал за скупыми движениями рук генерала и, казалось, прикидывал что-то в уме.
– Господин генерал, – заговорил он после короткой паузы. – Мне очень лестно ваше доверие и уважение к моей стране. Но разговор у нас деловой. У вас интересы. У меня тоже интересы. Это надо…прояснить. Да, у меня здесь есть… Вы сказали – каналы? Пусть будет так. Но эта связь касается прежде всего нашего военного представительства, а не красного командования. А оно может на это…очень плохо смотреть, вы понимаете? – и вскинул глаза на Карпова. В них был не вопрос, а пытливый интерес: как отреагирует собеседник. Карпов кивнул и ничего не ответил.
– Вот и позвольте спросить вас, какой мне смысл брать на себя такую рискованную…миссию? У вас говорят – в чужом пиру похмелье, не так ли? – улыбнулся Балк. – Пока я это вижу только так…
– Ну, не прибедняйтесь так уж, господин лейтенант. С вашим военным представительством они считаются даже больше, чем с приказами из Кремля, – сдавленно рассмеялся Карпов. – И, учитывая ваши заслуги, они простят вам и не такую вольность. Рискуем мы. Рискую лично я. А вы в любом случае остаётесь чистым. Связываться с вами всерьёз они не пожелают: вы неприкосновенны, и за вами Германия, осложнения с которой для них смерти подобны. Им хватит и этой гнусной истории с вашим Мирбахом, царствие ему небесное…
– О, да-да… – покивал Балк, изображая скорбь.
– Ну, вот видите… И потом, господин лейтенант, – увещевающе склонил голову Карпов. – Сколько вам лет? – и улыбнулся участливо, почти по-отечески.
– Лет? – беспокойно сверкнул глазами Балк. – Тридцать семь… Но какое отношение…
– Тридцать семь. Давно пора уже становиться обер-лейтенантом, капитаном… Обратить на себя внимание начальства, – заговорщически подмигивая, вкрадчиво продолжал Карпов. – А для этого нужны яркие поступки. Остановить без единого выстрела войну, которую целая армия, паля из пушек и неся потери, никак не может выиграть – это, скажу я вам, дорогого стоит. Такой шанс выпадает раз в жизни, и глупо будет упустить его… – прищуренные глаза Карпова добро и кротко глядели на немецкого офицера. Лейтенант впервые за беседу всерьёз задумался, потупил взгляд, опустил голову, подперев её ладонью. Даже пепел с папиросы стряхивать позабыл – так и тлела она, так и опадала, догорая. Опомнился, вздрогнул и отбросил потухший окурок. Поднял голову и взглянул на генерала. В глазах промелькнуло и погасло что-то похожее на азарт.