Вопреки
Шрифт:
– Будешь чай? Он почти не остыл! – Марта аккуратно оттолкнула папу и подошла к столу.
– Да, только лапы ему помою, – я оттянул Барни от миски, проводив в ванную, пока Марта смущенно доливала кипяток в чайник, а папа с розовыми щеками ставил кружки на стол. Я обожал видеть их такими, потому что папа в прямом смысле светился от счастья, когда Марта была рядом с ним. И я не имел права нарушать их моменты блаженства, как минимум по-человечески, а как максимум – по-мужски. – Ого, мы с тобой так рано вернулись! – Воскликнул я, увидев сквозь пену свои часы. Барни раздосадовано посмотрел на меня, подавая поочерёдно лапы. – Может у тебя
Я зашёл на кухню, папа с Мартой уже непринуждённо сидели на диване, о чём-то тихо говоря.
– Смотрю, размер подошёл! – Папа усмехнулся, смотря на меня.
– Еще как! – Воскликнул я, посмотрев с довольной улыбкой в ответ, сев рядом.
– Ну как погуляли? – Начал папа, все еще с лёгким румянцем на щеках.
– Ну прогулкой это не назовёшь, вот заплыв – да! – Папа выгнул бровь и удивлённо посмотрел на меня, Марта, достававшая из холодильника мороженое, выглядела почти также, когда повернулась к нам. – Ну просто Барни решил, что пруд не самое плохое место, чтобы поплавать, а потом мы пошли мокрыми кататься на качелях.
– Неплохо,– проговорил с улыбкой папа, погладив меня по голове.
– А вы чего такие мрачные? – Спросил я, заметив, что те куртки в прихожей лишь дополняли черное платье и чёрную рубашку с джинсами. Хотя, выглядели они больше траурными, чем мрачными. Они напряжённо переглянулись, явно пытаясь что-то от меня скрыть.
– А… ммм…– Папа посмотрел на меня, явно понимая, что времени, чтобы что-то придумать, у него все меньше и меньше. – Документы забирали! – Наконец заявил папа с растерянным взглядом, почти хорошо скрывшимся за невозмутимым видом.
– Да, документы! – Марта одобряюще кивнула, протягивая мне креманку с мороженым. Я многозначительно кивнул в ответ, прекрасно понимая, что документами тут и не пахло. Пф, можно подумать я не пойму, когда меня обманывают. Ну не хотите рассказывать, как хотите, больно надо! Тешил себя я, хотя мне было даже очень как надо! Вот еще, секреты решили от меня про меня же иметь, интересные такие!
– У тебя есть на сегодня какие-нибудь планы? – Быстро перевёл тему папа, пока я не решил начать допрос. Вечно он успевает предотвратить бурю с первым грозовым облачком.
– Да, мы в два с Дашей встречаемся! – Я посмотрел на часы, была ровно половина второго, и можно уже было начинать собираться на выход.
– Ты ей расскажешь? – Спросила как-то неуверенно Марта, словно не должна была вмешиваться.
– Я не знаю… – Наконец выдавил из себя я, после долгой паузы.
– Главное начать,– заключил папа, посмотрев на меня. И судя по выражению его лица, вид у меня был не очень, потому что он полностью развернулся в мою сторону, взяв меня под щёку, став гладить большим пальцем по ней.
Я обожаю, когда папа так делает, мне кажется, что в этом жесте собрана вся его любовь. Я любил это жест намного сильнее, чем объятия, потому что он был таким привычным, но таким трогательным и удивительно успокаивающим, что я просто полностью растворялся в этот момент, даже не разбирая, что говорил мне папа. Я просто чувствовал, что он рядом, и чувствовал его поддержку,
Папа вообще всегда заставлял меня чувствовать себя особенным, когда говорил со мной. Каждая моя проблема всегда разбиралась, как мировой кризис, которой необходимо было разрешить. Как бы папа не уставал или в каком бы он не был настроении, если мне требовалась поддержка или разговор, то он всегда был рядом, и всегда слушал, даже если это было что-то такое незначительное, как потеря конспекта или промозглая погода, для него всегда было важно услышать меня, а не просто посидеть рядом в качестве равнодушного слушателя.
И за каким-то чёртом в этот момент мой мозг бросил мне мысль о том, что через несколько часов я уже буду в другой стране совершенно один. В этот момент на меня накатила такая волна грусти, что я почувствовал, как у меня по щекам поползи слезы. Папа ласково вытер их и прижал меня к себе, целуя в голову, Марта села рядом, обняв нас, и стала гладить меня по руке. Я чувствовал себя сейчас настолько нужным, что мысль о переезде разрывала меня изнутри. Конечно, папа с мамой, (я часто зову так Марту), никуда не денутся, и я уверен, что наше общение за день лишь участиться, но оно все равно не будет физическим, от чего было тошно на душе.
– Без десяти два, ты не опоздаешь? – Спросил шёпотом папа, гладя меня по голове.
– Нет, наверное, – произнес безжизненно я, посмотрев на него.
– Не расстраивайся,– папа стал убирать свисавшие мне на лицо пряди волос за ухо. – Потом поговорим! – Он поцеловал меня в лоб, и на несколько мгновений прижался своей щекой к моей. Я же уже говорил, что обожаю папу? А больше чем его, я обожаю то, как он легко проявляет свою любовь.
– Все будет хорошо, мы тебя любим больше всех на свете! – Марта протянула стакан воды, ободряюще потрепав меня по волосам.
_________
Я подходил к метро, попутно открывая сообщения. Я рассчитывал увидеть волну негодования от того, что я опаздывал, но к моему удивлению новых сообщений не было, как и знакомого силуэта у выхода. Я подождал пару минут и решил написать Даше, но не успел я зайти в мессенджер, как на глаза мне опустились тёплые руки.
– Привет! – Я заулыбался и развернулся.
– Ты давно здесь? – Я замотал головой. – А то я в такую пробку попала пока до метро ехала!
– Ты без палочек? – Спросил я, когда мы двинулись в сторону парка. Обычно, Даша всегда берёт с собой чехол с палочками, если у неё в этот день репетиция, а она сегодня была.
– Я их забыла тогда в студии,– она пожала плечами. – У меня всё равно их там больше, чем этажей в здании! – С усмешкой воскликнула она. Нужно пояснить – группа, в которой играла Даша, репетировала в многоэтажном деловом центре, на 76 этаже. Если бы вы только знали, какой там вид из окна! Особенно ночью. А их мы там провели немало (но ничего такого не было ). – Ты не представляешь, как я устала от Робинсона и математики, нельзя же так заваливать! Только пятое сентября, а материала столько, как будто сессия! Они тоже у вас были токсиками? – Я думаю, что все уже поняли, что мы учились в одном вузе, но я учился на журналиста, а она на филолога-языковеда, только из-за того, что не поступила в театральное, а в художественное не захотела идти на портретиста. Вдобавок, Даша волшебно писала, но в нашем городе такого понятия, как факультет беллетристики не было вообще, что конечно не могло её не расстраивать.