Вопреки

Громова Даша

Я любил приезжать туда зимой, в это время года дом и поселок похожи на зимнюю сказку: с неба падают снежинки, которые осторожно ложатся на руки и одежду; уютные и незамысловатые домики покрыты снегом, на стёклах виднеются красивые узоры, которые оставил мороз, в окнах горит свет и стоящие рядом с домами елки, словно как в сказке, окрашивают им свои иголки; метели здесь почти никогда нет и снег всегда чистый, белый, а не черный и грязный как в городе. И помимо чердака, я люблю бродить в одиночестве по холмам и склонам, по узким и тихим тропинкам недалеко от озера, ибо именно в такие минуты я могу привести в порядок свои мысли и найти ответы на гложущие мою душу вопросы. Всегда кажется, что по этим тропинкам и заснеженным

хвойным рощицам можно бродить бесконечно, главное, чтобы не было слишком холодно.

Я бы с радостью провел всю свою будущую ссылку там, но папа точно бы не подписался на это. Поэтому мне пришлось смириться с тем, что скорее всего, я уже туда никогда не приеду и не увижу, какой в итоге вышел дом, огороженный вьющимся плющом по колоннам.

– Не хочешь съездить кое-куда? – Прервал я тишину.

– Почему нет, – отозвалась Даша, продолжая рассматривать фрески над дверью в парадную.

– Тогда поехали сейчас? – Даша кивнула, взяв меня за руку.

Мы обогнули проспект Эванса, взяв по пути небольшую пиццу в пекарне и пару мятных лимонадов в стеклянных банках, когда небо начинало гаснуть, переходя от нежно-голубого в серый, а после темно-фиолетовый цвет, то и дело, рисуя кучками облаков, словно акварелью по листу, недовольные рожицы, которые время от времени начинали извергать из своих глаз молнии, сверкавшие где-то недалеко от нас.

– Похоже, мы сейчас промокнем… – Произнес я, посмотрев на горизонт.

– Я не удивлена! Как только я не возьму зонт, так вечно дождь…– Фыркнула Даша, потягивая какао из пластмассового стаканчика через трубочку. И в правду, дождь стал накрапывать через мгновение, после её слов. И с каждой минутой из дождя превращался в тропический ливень. Некоторое время мы стояли под навесом какого-то магазина, в надежде, что ливень прекратиться, но надежды таили также стремительно, как кубики льда в лимонаде, лежавшем в пакете, рядом с картонной коробкой с пиццей. – Давай под дождём гулять? – Даша заговорщически посмотрела на меня.

– Ты хочешь взять меня на слабо? – Даша самодовольно закивала. – Не в этот раз! – И я с улыбкой выпорхнул под потоки дождя, протянув ей руку. Даша сделала несколько пируэтов, вокруг своей оси, лишь только её рука дотронулась моей, и засмеялась. Она была такой красивой под дождём, это была не та напускная красота, когда она красилась и завивала волосы, сейчас она была собой: пусть и с потекшей тушью, пусть и с лохматыми волосами, пусть и не в вечернем платье, которые она носила повсеместно, сейчас она была собой – счастливой и независимой, кружась под дождём, словно снежинка на зимнем ветру. Она слегка морщилась от капель дождя, недовольным движением смахивала мокрые волосы с лица и поправляла мокрые вещи, прилипавшие к телу. Но меня это совершенно не отвлекало от её красоты, а лишь сильнее притягивало.

Мы смеясь шли под проливной стеной, пока остальные люди бежали прятаться кто куда только мог, не замечая буйства красок вокруг. Мне всегда было жалко тех, кто не мог радоваться таким мелочам, как прогулка под дождём или красивый закат, или снежные узоры на окнах, или первый летний рассвет, или первые расцветшие цветы, – это же самое лёгкое счастье из всех, для которого даже не нужно стараться, чтобы получить! От таких людей пахло тухлым снобизмом.

– Ты знаешь, чего я хочу?

– Чего?

– Я никогда не целовалась под дождём!

– Так чего же мы ждём? – Даша пожала плечами. – Кажется, дождь начинается?

– Кажется да,– произнесла она и, как только я притянул её к себе, то наши губы слились в поцелуе. Стаканчик с какао выпал из её рук, пролившись мне на джинсы, а ей на юбку платья и ботинки, но ни Даша, ни я, кажется, этого абсолютно не замечали. Я был так счастлив, что мог обнять её в любую секунду, и не испытывать при этом неловкость, что я поторопился.

Я не мог оторваться от неё, потому что понимал, что могу больше никогда не увидеть её, а потому, сейчас мне хотелось просто взять её в свои руки и никогда не отпускать. Она становилась такой горячей (во всех смыслах), что я буквально понял выражение «греть счастье в своих руках «, и я был рад, что это счастье было связано с ней, а не с кем-то другим.

Мы успели промокнуть до нитки, но это абсолютно было неважно, потому что мы принадлежали друг другу в этот момент и в следующий тоже. Мы были рядом друг с другом на шумной мостовой, которая была почти полностью нашей, ведь дождь распугал абсолютно всех вокруг, но не нас. Я был рядом с ней, прижавшись своим сердцем к её, от чего мне казалось, что вокруг было яркое солнце, а не тусклое серое небо, выплескивающее свой гнев на нас. Внутри меня было чувство, что среди этого уныло-пессимистичного пейзажа, затянутого холодной тьмой, где-то далеко-далеко блеснул тонкий луч света. И я бегу, бегу изо всех сил, чтобы спрятаться в его свете, чтобы согреться в вечной мерзлоте. И с каждый метром луч становиться все ближе, а тепло начинает проникать в меня. Я закрываю глаза и стою под этим сиянием какое-то время, пока вновь не почувствую себя живым. И что же я вижу, открыв глаза? Свет. Нет ни одного тёмного уголка – все вокруг меня светится и блестит. И знаете почему? Потому что это свечусь я. Свечусь изнутри. Я горю! Я сгораю от любви, как восковая свеча. Но мне не жалко растаять ради этого. Ради некоторых людей не жалко и умереть. Единственно, чего мне не нужно было делать, так это бежать в панические поисках света, потому что я уже нашёл его, и больше ни за что не хотел терять!

– Потанцуем? – Я протянул Даше левую руку.

– Никогда не танцевала под дождём! – Она улыбнулась и протянула правую руку в ответ.

Мы встали в позу, как настоящие танцоры, хотя таковыми никогда не были. Даша отвела левую руку назад, а правую, вместе с моей, подняла чуть выше плеч, и мы стали неуклюже раскачиваться, смеясь друг над другом. Даша слегка извивалась под слышную только ей музыку, что заставляло меня нескладно поддаваться её движением и тоже пытаться из себя что-то изобразить.

Даша сделала несколько пируэтов, встав на цыпочки. Её мокрые волосы слегка трепал ветер, а дождь, который, казалось уже успел затопить всё вокруг, совершенно её не интересовал. По её розовым щекам ручьями стекали капли дождя, скатываясь по шее на нежное платье, которое уже успело промокнуть насквозь, а пальцы, которые так невесомо лежали в моей руке, при всём холоде вокруг, были тёплыми, и ловко блуждали меж моих пальцев. Я притянул её к себе, положив руки на талию, Даша положила свои руки мне на плечи, уткнувшись носом в грудь. Я почувствовал, как у меня быстрее забилось сердце, да и вообще я как-то переменился в лице, сейчас в ней было что-то такое, чего не было в остальных, какая-то лёгкость и непринуждённость, но в тоже время стеснение и серьёзность. Я почувствовал, как у меня запылали щёки, да так сильно, что разболелась голова… Температура… Или?.. Я не знал… Но мне было тепло, даже жарко, несмотря на погоду, а еще хотелось плакать от того, что это всё в последний раз…

Я был словно в каком-то зазеркалье, откуда я будущий следил за собой прошлым и абсолютно не понимал, как себя вести. Но всё, чего мне сейчас хотелось, так чтобы этот танец не заканчивался никогда, и я так и стоял под этим чёртовым дождём, обнимая самого дорогого человека, который еще не пропал для меня в миллионах других на век. Мне казалось, что как только я отпущу её руку, то всё вокруг исчезнет и я погружусь во мрак, в котором ничего и никого нет, кроме меня. И я, пытаясь в попытке выбраться, погружаюсь лишь больше во тьму, теряя всё что имел и теряясь сам. Ужасное чувство быть живым мертвецом…