Вопрос

Соловьев Всеволод Сергеевич

Минуты шли за минутами, а Матвевъ все сидлъ не шевелясь, все въ томъ-же положеніи. Часы изъ кабинета давно уже пробили пять, потомъ они пробили шесть.

Наконецъ, Матвевъ поднялся, съ кресла, медленно подошелъ къ туалетному столу и началъ раздваться. Зеркало отразило его блдное, усталое лицо. Вдругъ онъ взялъ свчку, поднесъ ее къ самому зеркалу, наклонился къ нему и сталъ себя разглядывать. Онъ увидлъ мелкія морщинки вокругъ своихъ глазъ, легкую сдину на вискахъ и въ бород. Онъ будто въ первый разъ себя видлъ, будто не узнавалъ себя. Онъ изумился тому, что увидлъ, изумился этимъ морщинамъ, этой сдин, измненіямъ, произведеннымъ временемъ на лиц его. Онъ только теперь вдругъ понялъ,

что долгіе годы совсмъ не замчалъ времени и до сихъ поръ безсознательно все еще считалъ себя прежнимъ молодымъ человкомъ. Сейчасъ вотъ, сейчасъ, онъ былъ такъ далеко въ прошедшемъ и думалъ, что это прошедшее — близко… что оно будто вчера было. А между тмъ, вдь, прошли годы, давно ужо прошла вся молодость… куда-же и на что ушла она?..

IX

Отца и матери Матвевъ почти не зналъ. Оба они рано умерли. Воспитывался онъ у дда, извстнаго въ свое время сенатора Воротынскаго. Ддъ былъ человкъ сухой, надменный, упорный въ своихъ ршеніяхъ и всю жизнь добивавшійся только одного, чтобы все длалось такъ, какъ ему было угодно. Къ своему внуку онъ не питалъ особенной привязанности. Онъ отдалъ его въ школу Правовднія и вспоминалъ о немъ только тогда, когда мальчикъ являлся къ нему въ отпускъ и почтительно цловалъ его руку. Мальчикъ боялся дда и чувствовалъ себя какъ-то придавленнымъ въ его присутствіи. Едва показывалась высокая и сухая фигура сенатора, въ вицъ-мундирномъ фрак со звздами или въ черномъ атласномъ халат на стеганой синей подкладк, съ гладко выбритымъ, будто восковымъ лицомъ и прилизанными напередъ височками цвта соли съ перцемъ, — онъ мгновенно съеживался и замиралъ. Особенно страшными казались ему глаза дда — блдные, почти стеклянные, на выкат. Что въ нихъ выражалось, нельзя было понять; но отъ ихъ устремленнаго взгляда морозъ подиралъ по кож.

— Что это у тебя видъ всегда какой, совсмъ какъ заяцъ! — иногда скажетъ ддъ, если находится ужъ въ очень хорошемъ настроеніи духа. — То-то, чай, такого зайца бьютъ въ школ, да и подломъ — будь человкомъ, а не зайцемъ!

Мальчикъ блднетъ, слабо улыбается и ждетъ только возможности уйти, чтобы не видть этихъ глазъ, этой цпенящей фигуры.

Впрочемъ ддъ нсколько какъ бы оживился, когда Александръ Сергевичъ окончилъ курсъ однимъ изъ первыхъ. Старикъ, уже бывшій не у длъ, но все еще пользовавшійся большими связями, доставилъ внуку мсто и затмъ, въ теченіе двухъ лтъ, заботился о томъ, чтобы дать ему возможность сдлать хорошую служебную карьеру. Теперь онъ иной разъ вступалъ даже въ бесду съ внукомъ и поучалъ его:

— Надо пріучаться жить, умть понимать жизнь, не терять ни одного дня. Ставь себ задачу достигнуть въ жизни какъ можно большаго положенія въ свт, почестей, богатства. Ставь цль и прямо иди къ ней, не оглядываясь по сторонамъ, не сбиваясь съ прямой тропы. Помха передъ тобою, препятствіе — сбрось ихъ, ничмъ не смущаясь, сбрось, ты имешь на это право. А силъ не хватаетъ — остановись. Стой, выжидай, собирайся съ силами, по малу подкапывай препятствіе, пока оно не свалится. Очистилъ тропу и опять впередъ, и все — прямо. Знай: что жизнь только вчная борьба, что вс теб враги и если кто не вредитъ теб, то единственно по безсилію, лни или глупости…

— Ддушка, да если это такъ, если жить съ такими взглядами, то и жить не стоитъ!

Сенаторъ презрительно усмхался.

— Вздоръ! жить всегда стоитъ, ибо каждая побда дастъ наслажденіе. Но жить хорошо только и можно съ такими взглядами, съ ними только и можно избжать глупыхъ разочарованій и позднихъ сожалній о своей глупости.

Посл подобныхъ разговоровъ Матвевъ всегда испытывалъ такое ощущеніе, какъ-будто ему дышать нечмъ…

Какъ-то, во время одного изъ такихъ разговоровъ, сенаторъ

далъ понять молодому человку, что иметъ для него въ виду, въ близкомъ будущемъ, превосходную партію, которая его окончательно устроитъ.

— Теперь теб еще рано жениться, Боже избави! Но года черезъ три подростетъ твоя невста, и я совтую теб заране обратить на нее вниманіе. Это дочь Павла Петровича.

Павелъ Петровичъ былъ однимъ изъ далеко еще не старыхъ, но ужъ очень высоко взлетвшихъ чиновниковъ, который въ добавокъ взялъ за женою большое состояніе.

Молодой Матвевъ на этотъ разъ внимательно вслушивался въ слова дда и даже очень ими заинтересовался. Онъ началъ часто бывать въ дом Павла Петровича. А черезъ три мсяца пришелъ къ дду и робко попросилъ его согласія на бракъ съ Марьей Ивановной Петровой.

Ддъ спустилъ очки на кончикъ носа и какимъ-то неопредленнымъ тономъ спросилъ:

— Это что-жъ такое? Кто такая Марья Ивановна Петрова?

Внукъ объяснилъ. Марья Ивановна была прехорошенькая семнадцатилтняя компаньонка Лидочки, предполагавшейся невсты Матвева, недавно поступившая въ домъ Павла Петровича.

Выслушавъ это объясненіе, ддъ снова приподнялъ очки къ глазамъ и началъ пробгать бывшую у него въ рукахъ газету. Матвевъ стоялъ въ ожиданіи. Наконецъ, онъ произнесъ по виду довольно спокойно:

— Что-же, ддушка, разршаете вы мн?

Ддъ не повернулъ головы, не поднялъ глазъ и совсмъ равнодушно сказалъ:

— Ты съ ума сошелъ, оставь меня, и чтобы я никогда больше такого вздора не слыхалъ.

Однако-же ему очень скоро пришлось снова услышать объ этомъ вздор.

Maтвевъ зналъ хорошо дда и не настаивалъ передъ нимъ. Не прошло и двухъ недль, какъ онъ, въ присутствіи однихъ только свидтелей, обвнчался со своей Машей. Старикъ, черезъ третье лицо, объявилъ внуку, чтобы онъ не смлъ ему показываться на глаза. Тотъ и не показывался. У него отъ отца былъ капиталъ — тысячъ въ шестьдесятъ, къ тому-же онъ уже получалъ недурное жалованье, и матеріальные вопросы его не тревожили. Въ любовномъ чаду онъ проживалъ съ Машей въ хорошенькой, наскоро устроенной квартир, и счастливе его никого не было — по крайней мр, самъ онъ такъ думалъ.

X

Нсколько мсяцевъ прошли какъ сонъ. Если-бъ Матвевъ долженъ былъ опредлить свойства Маши: ея умъ, характеръ, привычки и особенности — онъ не могъ-бы сдлать этого. Онъ зналъ только одно, что любитъ ее съ каждымъ днемъ все больше и больше. Оба они были сиротами съ дтства, воспитанными равнодушными къ нимъ людьми, оба были юны, свжи, красивы, а потому и немудрено, что въ нсколько мсяцевъ еще не успли очнуться, наглядться и надышаться другъ на друга.

Они провели какое-то почти волшебное лто на дач въ Павловск, а когда вернулись въ городъ, то Маш уже пришлось перешивать свои хорошенькія платья, такъ какъ стройная фигура ея стала измняться. Когда Матвевъ понялъ, что въ его жизни, медленно, но неизбжно, готовится новое событіе такой важности, онъ растерялся.

Онъ и Маша были такъ еще юны и до того жили только настоящей минутой, что имъ ни разу не пришла въ голову мысль о возможности этого и естественности. Но Маша, сразу превратясь въ женщину, отнеслась къ своему новому положенію съ трепетной радостью. Онъ-же колебался, не зналъ, какъ ему быть — радоваться или тревожиться. Онъ чувствовалъ только большую неловкость и сознаніе, что для нихъ наступила теперь совсмъ новая жизнь. Прежняя жизнь, до самой этой минуты, была такъ волшебна; какова окажется новая — онъ еще не могъ себ представить, а потому былъ склоненъ тосковать по отлетавшемъ сн. Впрочемъ, онъ скоро привыкъ. Теперь онъ ждалъ, считая дни — и чмъ боле приближалось таинственное событіе, тмъ сильне возростала его тревога.