Вопросы
Шрифт:
Убрать Дима? Забрать себе восточную сеть? Таню? Рига встряхнул волосами… Закончен ли передел? Не думает ли Дим сейчас о том же – убрать Ригу? Забрать себе столичную сеть? Таню?
На самом деле, сеть должна быть единой. Но дело в том, что и Таня – одна. И его чувство не позволяет делить ее с кем-то. Они не смогут жить втроем – они не выживут.
Зачем она встретилась на их пути? Это Дим приехал сюда – к ней. И нашел здесь Ригу. Как говорит Смол, не было вариантов.
Рига чувствует, что не может уехать, не узнав, как она,
Таня! Рига сжимает и разжимает кулаки. Мысли о Диме срывают его с места. Дим для него – часть его самого. Ужасное состояние двойственности не дает Риге дышать в привычном ритме. Его сердце всего из двух половин – Дим и Таня. И без одной, и без другой он погибнет.
– А я, прикинь, прихожу такая в «Фортуну» – тебя нет. И пацанов нет. Вообще никого нет. Я офонарела. Стала тебя искать – все молчат, в углы смотрят. Ни хрена себе, думаю! Руст глазами моргает и сказать ничего не может. А ты теперь, подруга, тут расслабляешься – на казенных харчах, – Илона весело засмеялась.
В палате все белое, аккуратное.
– Ты хоть помнишь что-нибудь? – интересуется Илона.
– Все помню. Почему нет? – Таня улыбнулась. – Дети как?
– Соскучились по тебе – кошмар. «Где Таня?», «Где Таня?» Завтра мы все вместе придем.
Илона умолкла. По лицу было видно, что хочет спросить Таню о чем-то, но, помня о строгом предупреждении доктора, не может решиться.
– Таня…
– Что?
– Ты Ригу видела?
– Ригу?
– Он в «Фортуне» еще. Это ведь он тебя спас, ты знаешь? Он организовал поиски.
– И зачем?
– В смысле?
– Чтобы я в дурке лечилась?
– Это не дурка. Это клиника для нервнобольных.
Таня кивнула. Взяла с тумбочки стакан сока и отпила глоток.
– Я понимаю. Я не совсем свихнулась. Просто страшно стало, когда Глеба в гробу увидела. Хороший он был парень. А они все… зачем они меня спасали? Я не хотела спасаться – честно тебе скажу. Но они меня из пожара вытащили, чтобы потом пользоваться. У них свои планы были. Меня никто не спрашивал. Просто теперь решить не могут, кому я достанусь. Вот и все.
Илона слушала едва ли не с досадой. Но Таня продолжала:
– Тогда, с Дави я поняла это. Знаешь, как я Дима любила – так, что не могла представить ни одного своего дня без него. И судьба меня отталкивала от него именно потому, что берегла меня. А я этого не понимала – шла к нему, шла, через ту площадь. Шла и шла. А Дави как… как отрезал, точнее не скажешь. Нет никакого Дима – есть только памятник герою войны… Так переболело, что уже
– А Рига?
– А что Рига?
– Он ради тебя здесь.
– А в столице он ради кого был? Рига – убийца. Прирожденный, хладнокровный, профессиональный убийца. Рига – орудие смерти. Конечно, смерть, по-своему, прекрасна. Даже привлекательна. Но это смерть.
Илона покачала головой, пожалев о том, что начала непростой разговор.
– Ты вообще как себя чувствуешь?
– Вообще – никак. Не чувствую себя ни живой, ни мертвой. Зависла где-то…
– А палец не болит?
– Которого нет? Иногда мне кажется, что я его чувствую, и что он болит. Но без него можно легко обойтись. Я уже привыкла.
За окном клиники – ровные, четырехугольные клумбы.
– Я не хочу оставаться одна, – сказала вдруг Илона. – Не хочу быть одна, не хочу спать одна.
Таня взглянула удивленно, потеряв нить ее мысли.
– Не знаю, как мне жить дальше, – закончила Илона совершенно неожиданно.
– А я знаю, – сказала Таня уверенно. – Вот как тогда я поняла, что нужно уходить от Выготцева, так и теперь я точно знаю, что нужно уходить. Пришло время все оставить.
– Тебе же некуда идти.
– Это не страшно. Я знаю, что в «Фортуне» мое счастье закончилось.
– Но тебя никто не отпустит!
– Я никому не принадлежу.
Илоне не хотелось спорить. В этот момент она завидовала Тане так, как не завидовала никогда в жизни – несмотря на ее нездоровье, на ее бледность и ее признания о закончившемся счастье.
Илона поморщилась. Даже слушать Таню не хотелось. Таня… не прежняя девочка-гувернантка, ублажающая старика-Выготцева. Таня – далекая-далекая, словно мираж, который качает ветром в дурманном воздухе. Не вполне материальная. Не Таня.
– Как же Дим? А, Танюха? Не любишь его больше? – спросила Илона все-таки, пытаясь понять, что же лишило ее жизни, оставив одну прозрачную оболочку на память о прежней Тане.
– Я не помню, что чувствовала к нему. И как я это чувствовала. Не помню, как целовала его и как мы занимались любовью. А раз не помню – значит, ничего и не было. Просто однажды я встретила его на площади в столице, и однажды потеряла, спустя некоторое время, здесь, на кладбище.
Илона пожала плечами. Апельсиновый сок в стакане казался ослепительно ярким рядом с бледным лицом Тани.
– Тебе надо поправляться. Не знаю, сможешь ли ты уехать из «Фортуны», но силы тебе нужны – в любом случае.
– Думаешь, я не смогу уехать? Только эта мысль и держит меня на свете…
Таня задумалась.
– Я смогу, – повторила снова. – Я смогу. Начну все заново.
Илона, наконец, нехотя кивнула.
– Ну, может.
Выйдя из палаты, в больничном коридоре нос к носу столкнулась с Ригой.
– Рига?
– Илона?
Она едва не подпрыгнула, чтобы чмокнуть его в щеку. Отвела за локоть к окну.