Воробышек. История «дорогой мамочки»
Шрифт:
– Я не оставлю вас наедине, мой консул. Императрица – это не конкубина.
– Марий, я не императрица. Да, нас поженили по патрицианскому обряду. Но быть женой Императора, и быть Императрицей – это две большие разницы!
На вопросительный взгляд детёныша отвечает консул Вителлий:
– Коронации не было, курсант. Твоя мать действительно является только женой Императора.
– А кто такая Юлия? Помимо того, что она патрицианка из рода Юлиев?
– Очередная жена твоего отца. Которая по счёту – не спрашивай. Я думаю, что он и сам не помнит. Впрочем, не исключено,
– То есть, моя мачеха?
– Именно, кариссима.
– А…
Начинаю, как обычно, формировать вопрос в процессе проговаривания. Благородные Вителлий и Марий внимательно смотрят, а я думаю, насколько удобнее разговаривать с Императором, который отвечает, не дожидаясь, пока я сформулирую вопрос… Уже забыла, что хотела спросить.
– Кариссима?
– Я хотела спросить, есть ли у начальника Академии дети. И не надо мне отвечать «где-нибудь, наверное, есть». О наличии чистокровных отпрысков я догадываюсь. Его многочисленные патрицианки… От них дети есть?
– Во время попытки переворота, сорок лет назад, Кассий Агриппа потерял семерых сыновей, из которых двое чистокровных. Насчёт чистокровных дочерей – не знаю. Признал только тебя. Прочие дети… Спроси у отца. Внуков, кроме твоих мальчишек, точно нет.
– Как же «точно», когда о дочерях не знаешь?
– Я знаю, что Кассий Агриппа не брал в свой дом чистокровную, а сколько раз он посещал резервацию по вызову, знает только он. Ну и в реестрах генетиков наверняка отмечено… Сыновей он признал и следил за их карьерой. А «дорогие мамочки» твоему отцу неинтересны.
– Ну, спасибо!
– Не обижайся, кариссима. Твоя обида не влияет на ситуацию.
– А почему у него много жён?
– Потому что ни одна женщина не желает стареть рядом с молодым мужем. Они разводятся и возвращаются в семьи. Кассий Агриппа возвращает приданое, чтобы его женщины не бедствовали.
На мой возмущённый взгляд консул отвечает:
– Ты знаешь, что по закону он не обязан этого делать.
– А зачем он женится?
– Затем, что патрицианки из первых семей не могут заключать конкубинат. А свободным от брачных уз твой отец бывает в лучшем случае три дня после очередного развода. Пока документы оформляются.
И всё это с любезной улыбкой. Захотелось что-нибудь разбить о голову консула. Или первенца, так не вовремя вспомнившего о приличиях. Я хотела потребовать у легата-прим запись его встречи с баронами. А при Марии не могу. Консул уйдёт от ответа. Сижу и злюсь. Папуля ещё… Учиться быть патрицианкой! Мне оно надо?
– А сколько лет благородной Юлии?
– Девятнадцать.
В шоке открыла рот, закрыла и смотрю на легата-прим… Девятнадцать. А мне почти двадцать восемь. И эта… Юлия будет меня учить, как себя вести… Ну, папуля! Обалдеть! Хотя, учитывая, как он выглядит, немудрено… Патрицианки они или нет, но у девчонок наверняка крышу сносит при взгляде на него…
Консул с моим первенцем откланялись. Я сняла уже ненавидимую мной одежду патрицианки, переоделась в комбез и берцы и отправилась на полигон. Занялась стрельбой из лука, затем поупражнялась с метательными ножами. Наконец моё ожидание закончилось. Появился консул. Отобрал у меня метательные ножи, вручил пару боевых клинков и вытащил на площадку. Гонял меня как новобранца… и ни разу не позволил себя не то что зацепить, а даже приблизить клинок. А я старалась! Бесполезно!
– Плохо, кариссима. Ты не занимаешься.
– Не с кем. Император занят, а твои преторианцы очень бережно ко мне относятся.
– Естественно. Они должны тебя охранять… Даже от твоей собственной дурости. О чём ты хотела со мной поговорить?
– Я хочу знать, что произошло в баронствах, Луций Вителлий Север. Открой мне доступ к записи.
– А почему ты решила, что такая запись существует, кариссима?
– Потому что ты будешь её неоднократно просматривать, если понадобится общаться с баронами. Ты будешь анализировать выражения лиц, интонации, взгляды…
Холодные глаза весело блеснули.
– Кариссима… Для плодотворного общения мне достаточно подвесить пару кораблей на орбите планеты. Для того мира хватит и десантного катера. Серые лорды в политику не вмешиваются. Они озабочены исключительно сохранением редких видов существ во Вселенной. В том мире они следят за ройхами и сатхами.
Вспомнила посещение лабиринта барона Алека… Чёрный тоннель, в котором загораются два пурпурных огня, становящиеся всё больше. Шорох чешуи по камням. Огни на высоте моего роста. Огромная змеиная голова с острыми чешуями над красными глазами, напоминающими надбровные дуги. Шипение-разговор на незнакомом языке… Длинный раздвоенный язык, пробующий не воздух, а наши ауры. Загнутые клыки, длиной с мою кисть, сочатся ядом. Камень плавится в месте, где падают капли… У меня возникает ощущение, что меня пытаются классифицировать… Сатхи разумны? Барон Алек изящно ушёл от ответа. После «знакомства» с сатхами я какое-то время боялась оставаться в темноте… Потом прошло, слава Богу.
– Ты шантажировал баронов десантным катером?
Сузившиеся глаза легата-прим на мгновение полыхнули арктическим холодом. Моё сердце ухнуло вниз как с горки. Оскорбился Вителлий Север. Ну не умею я разговаривать с мужчинами…
– Пойдём, кариссима. Прогуляемся. Запись в моём личном архиве.
Иду по стремительно пустеющим коридорам базы, стараясь держаться на шаг позади консула. Непросто сохранять видимость быстрого шага, когда приходится чуть ли не бежать. И уже у плиты, заменяющей здесь двери, прихожу в себя. А куда я, собственно, иду? Даже для конкубины посещение чужих мужчин без сопровождения – недопустимо. Преторианцы – не в счёт. Тем более что это преторианцы консула…
– Я не могу войти к тебе, Вителлий Север. В твоей каюте нет женщины, которая может меня принять.
– Мне жениться на ком-нибудь прямо сейчас? Говори, кариссима! Пока я добрый.
Добрый! Смотрю на хищный оскал, заменяющий у консула улыбку, глаза, сияющие льдом на зимнем солнце, и отступаю на шаг, второй… а консул расплывается у меня перед глазами, потому что я плачу от обиды. Поворачиваюсь и бегу, стараясь не всхлипывать. Почти добежала до поворота… Оказавшись на руках у консула, возмущённо шиплю не хуже сатхи: