Воробышек. История «дорогой мамочки»
Шрифт:
– Важно, чтобы твои дети видели, как ты испугалась. Чтобы прочувствовали… Не целься мне в глаза когтями, кариссима. Я понимаю, тебе сложно, находясь рядом со мной, сдерживать свою страсть ко мне, но всё же постарайся.
Я задохнулась от такой наглости, а консул осторожно сжимает мои пальцы, распрямляя их. Преторианцы ухмыляются, отслеживая нас на экране кругового обзора.
– Я тебя убью, Вителлий Север! Слышишь?!
– Держи себя в руках, кариссима. Ты конкубина Императора…
И продолжил насмешливо:
– Или я буду тебя целовать. Прямо в краулере. Чтобы прекратить начинающуюся истерику.
Смотрю с опаской на легата-прим. От него можно ожидать абсолютно всего. Пытаюсь отодвинуться… Легат выпрыгивает из краулера, обходит его и, открыв дверцу, подаёт мне руку, чтобы я тоже могла выйти.
– Погуляем,
Склонила голову, выражая согласие. Так грустно… Опираясь на руку легата-прим, иду по аллеям небольшого парка. Ожидаемое озеро с лебедями… Большой ручей или крохотная речушка, ажурные мостики, продолжающие дорожки, и бревенчатые настилы, на которые сходят с тропинок. Можно найти всё на этом пятачке. И лес, и парк. Обошли озеро, консул усадил меня на скамью в беседке. Усевшись рядом, какое-то время смотрел на лебедей, скользящих по водной глади…
– Ты хорошо воздействуешь на детей, кариссима. Я доволен.
– Ты нарочно меня злишь, Вителлий Север?
– Я предупредил, чем закончится твоя истерика?
– Поцелуями.
– Тогда почему ты спрашиваешь, кариссима? Конечно, я нарочно тебя злю.
– Не дождёшься.
– Как это печально, кариссима. Ты не оставляешь мне шанса оправдать свои действия…
Уставилась на легата-прим, пытаясь понять, что он сейчас сказал. Он развеял мои сомнения: перехватив руки и завернув их за спину начал меня целовать. Я честно пыталась увернуться. Вначале. Безуспешно. Потом рассмеялась… Никакой реакции, если не считать лопнувшей губы. А потом я начала на эти поцелуи отвечать. Понадеялась, что легат устыдится, но он увлёкся… Теперь уже моё платье стало мешать. Легату-прим. Лично я радовалась, что на мне платье, а не сари. Какое счастье, что его женщины носили форму, и благородный Вителлий Север совершенно не разбирается в застёжках!
Спас меня лёгкий стук в перегородку беседки. Легат разъярённо повернулся к стучащему и вскочил, демонстрируя безупречную выправку.
– Не буду спрашивать, знаю, что помешал.
Смотрю на начальника Академии и заливаюсь краской. Чувствую, как горят уши, щёки, шея… на глазах – слёзы. Стыдно. Я не провоцировала легата-прим, но и не сопротивлялась. А перед появлением благородного Кассия Агриппы вообще отвечала на поцелуи консула и мне это нравилось.
– Стыдно?
Опускаю голову, краем глаза заметив движение консула и предупреждающий жест начальника Академии.
– Иди к Императору, девочка. Я попросил его дождаться меня. Он беседует с вашим сыном. Иди, девочка.
Выбежала из беседки как ошпаренная. Лечу к корпусу и думаю, что Император увидит запись и расстроится. Не из-за меня, меня он предупредил о легате-прим. Расстроится потому, что Вителлий Север не собирается ждать, пока ему освободят дорогу. Буду молчать. Ни слова не скажу. Пусть мужчины разбираются.
В корпусе первогодков мирная картина. Император с Вителлием Флавианом тихо разговаривают. Замерла в дверях… Как они похожи… А по характеру – разные. Хотя, может, это из-за ответственности и «прекрасного года» Император такой. Нет… он всегда был таким. Во всяком случае, с момента нашего знакомства. Грудь сдавило… Стараюсь ровно дышать… Вдох, выдох… Хочется закричать Императору: «Зачем эта Империя?! Уедем в поместье! Втроём! Так мало времени осталось!»
– Воробышек, что случилось, что с тобой?
– Ничего не случилось, всё нормально.
– Тогда почему ты плачешь?
Потрогала глаза… Действительно… А меня уже усадили на диван, втиснули в руки чашку чая с корицей, детёныш принёс шоколадку с орехами. Почти целую плитку. Без двух квадратиков. Оторвал от сердца. Отломила квадратик, чтобы не обижать ребёнка. Улыбаюсь своим мужчинам.
– Я смотрела на вас и вспомнила день нашего знакомства, мой Император.
Император Марк Флавий грустно улыбнулся. Детёныш хотел начать расспросы, но, посмотрев на отца, затих. Сидим втроём. Вошедшие начальник Академии и легат-прим застали очередную мирную картину. Я пью чай, мой сын и его отец сидят молча по обе стороны от меня. Император встал навстречу своему Учителю. Курсант вытянулся в струнку, равнение на начальника Академии и на Императора одновременно. Хорошо их здесь муштруют! Консул недоволен. Улыбается, а глаза холодные. Император с начальником Академии прошли в кабинет, отправив курсанта в корпус. Ага, под присмотром куратора. Обняла ребёнка, теперь увижу его только на каникулах. На втором году обучения.
– Не беспокой Императора, кариссима. У него и без тебя дел полно.
Смотрю на Вителлия Севера, раздумывая, правильно ли я поняла его фразу. Глазами ответил «да». Ну… я и не собиралась беспокоить. Было бы из-за чего! И не беспокоился он, когда консул меня за обнажённый бок хватал. С поцелуями, кстати. Сижу пью чай. Консул ко мне не приближается. Слава Богу! Надолго ли его хватит? Проверять не буду.
Император вышел из кабинета, взял меня за руку и увёл на улицу. Катер завис над площадкой. Опять подъём в антигравитационном колодце, место возле медотсека. Император для разнообразия всю дорогу сидел со мной. Консул, поднявшийся за нами, сразу ушёл в командную рубку.
– Воробышек, вы поругались с консулом?
– Такое возможно? Мой Император?
Очередная грустная улыбка… Устал. Почти круглосуточная работа сказывается. Но больше мы тему консула не поднимали.
Дни текут за днями. Ночи Император проводит со мной, а днём я предоставлена сама себе. Занимаюсь на полосе препятствий, стреляю из лука, устраиваю спарринги с преторианцами – без оружия или с боевым ножом. Консул не показывается. Император пояснил мне, не дождавшись моих расспросов, что Кассий Агриппа рекомендовал Вителлию Северу не пересекаться со мной без настоятельной необходимости. К начальнику Академии прислушиваются. Даже легат-прим.
Иногда я слышу музыку. В ней звучит ожидание, и это пугает. А дни идут… утекают как вода…
У Императора и его преторианцев всё более радостное настроение. Манлий сказал, что «прекрасный год» завершается. Он успокоил меня, объяснив, что уходящие просто не просыпаются однажды. Они не испытывают боли, уходят в радости. Ещё и поэтому последний год называется «прекрасным».
Провели неделю на островах. Взяли ребёнка из Академии, а поскольку сейчас каникулы, первенец мой болтается на базе под руководством декуриона Азиния. Консул выделил турму Азиния в сопровождение Императора и его наследника. Конкубина не в счёт. Я – так… погулять вышла. Каждый развлекался по-своему: Император с преторианцами охотился на акул и скатов, а мы с детьми плавали, ныряли и лазали по джунглям. Вечера проводили все вместе. Разжигали костёр и сидели вокруг огня. Я научилась островным танцам. В соломенной юбочке. Надеюсь, консул не увидит моё изображение… К концу недели Марий начал приближаться к семье. В самом начале он к нам вообще не подходил. Только в отсутствие Императора. Братья загорели до черноты – похожи на бронзовые статуэтки. Я, впрочем, тоже. Меня и раньше невозможно было спутать с благородной патрицианкой, а уж сейчас, когда прозрачно-зеленоватые глаза чистокровной сияют на загорелом лице…
Наконец-то до меня дошло, почему таким знакомым показался благородный Кассий Агриппа. У нас одинаковые глаза. Для чистокровных цветной отлив радужки – редкость невероятная. В основном – глаза прозрачно-серые. И только у двух линий имеются оттенки. У одной – зеленоватый, у второй – голубоватый оттенок северного неба. Значит, благородный Агриппа тоже относится к линии лямбда.
Чистокровных можно отличить по глазам. Много тысячелетий назад на Земле шли поголовные прививки против старости. Генетики решили проблему возраста. До девятисот с лишним лет Мафусаила не дотянули, но четыреста лет людям обеспечили. И триста пятьдесят из них мы сохраняем возраст расцвета: тридцать пять лет для мужчин и двадцать пять – для женщин. Состав крови не меняется, а вот радужка приобрела сияющий светло-серый цвет. Лучащиеся светом глаза… Изредка появлялся оттенок зелени или голубизны. Тёмных глаз не осталось. А на других планетах через пару тысячелетий восстанавливалась изначальная радужка и сокращался срок жизни. Не говоря уже о молодости. Это Новый Вавилон подогнали под земные параметры. В остальных же случаях надо было модифицировать «прививку» под изменившуюся среду обитания. Но, как обычно, знания оказались сначала засекречены, потом утрачены… Так что теперь чистокровные водятся только на Новом Вавилоне. И признак чистокровности передаётся исключительно по обеим линиям. У моих сыновей тёмные глаза их отцов. У Мария – чёрные, а у Вителлия Флавиана – тёмно-карие. А вот двойня, растущая в резервации, – сероглазые. Оба. И брат, и сестра. Линия сигма. Чаще всего линия передаётся по отцу.