Воробышек. История «дорогой мамочки»
Шрифт:
Отвезли детёныша в Академию. Проводила взглядом маленькую фигурку, посмотрела на Императора, не отрывающего глаз от закрывшейся за нашим сыном двери… Марий протянул мне платок. Уткнулась в него, радуясь, что у меня внимательный первенец, и ещё тому, что я без макияжа. Азиний настолько плавно развернул катер, что я не заметила, как мы двинулись к базе. Пролетели над вулканами. Катер завис над местом давней трагедии. Император преподнёс жене тропические цветы. Марк Флавий прощался, а может быть, говорил о скорой встрече…
По возвращении на базу Император с головой погрузился в дела. Попросила
Консула не видно и не слышно. Может быть, его даже нет на базе. Времени остаётся всё меньше. Состав преторианцев изменился. Многие уже «ушли». Боюсь спрашивать о знакомых. Военные привыкли: никто не заморачивается по поводу «прекрасного года». А я никак не могу принять как должное скорый уход Императора. Умом я понимаю, что Марку Флавию шестьдесят лет и то, что он сохранил тридцатипятилетнее тело, ничего не значит. Это результат прививки против старости. Но я не могу принять это…
Мои комнаты уже превращены в помесь бутоньерки с ковровой лавкой. Кругом ковры и коврики. Комнаты Императора тоже потихоньку захламляются. Полы застелила коврами, подбираюсь к стенам. Наверное, надо гобелены изготавливать вручную. А то с таким настроением я всю базу коврами украшу. От базы исходит ощущение довольства жизнью. Ей нравятся ковры? У кого спросить?
Как выразился Сигма-два: я – счастливая девочка. Не успела задуматься об источнике информации, как тут же появился консул. А я сегодня в гаремной одежде. Как по заказу: полупрозрачные шёлковые шальвары, удерживаются на бёдрах широким златотканым поясом, концы которого свисают до колен, маленькая безрукавка из тафты заканчивается на уровне диафрагмы, короткая чадра закрывает нос, рот и подбородок, волосы заплетены в сорок косичек, на голове – тюбетейка. Глаза подведены сурьмой. Ага, и ноги босые в восточных шлёпках с загнутыми носами.
Стою вся такая восточная – тку ковёр. Точнее, автомат занимается ковроткачеством в самом медленном режиме. А я сосредоточенно отслеживаю исполнение задуманного. И тут мне на обнажённую талию ложатся горячие ладони… И… Ничего. Никакого продолжения. Жду, замерев… Почти минута прошла, прежде чем мне на ушко промурлыкали:
– Скучала, кариссима? Я скучал.
Возмущённо поворачиваюсь, наталкиваюсь на белозубый оскал, долженствующий обозначать улыбку. Но я вижу в нём только угрозу. Скалюсь в ответ, пытаясь отцепить от себя нахальные руки. Безуспешно. Добилась только того, что они сдвинулись выше. Ещё сантиметр, и придётся рукоприкладством заниматься.
– Кариссима… Разве так встречают отца своего сына?
– Полагалось спросить: «Где ты шлялся?»
Смотрю в смеющиеся глаза и понимаю, что рада. В глубине души я беспокоилась из-за отсутствия консула Вителлия.
– Как грубо, кариссима!
– Что поделаешь, живу практически в казарме…
– Кариссима, только не говори, что барон Зигмунд отличался изысканными манерами.
Смотрю на улыбающегося Вителлия Севера, пытаюсь говорить, и не могу. Голос пропал. И ноги подгибаются, пришлось вцепиться в китель легата-прим.
– Спокойно, кариссима.
– Что ты сделал с Зигги?!
– Ничего. Барон Зигмунд жив, здоров и весел. Растит сына.
Жду продолжения. В голове пусто, и пустота эта распространяется, заливая душу ртутной тяжестью.
– Думаешь, я лгу?
Молча качаю головой. Я знаю, что Вителлий Север не лжёт. Полагаю даже, что знаю, кто одарил барона наследником. Я не могу винить Зигги. Он мужчина. Если матерью его сына стала Лола, то рядом с ним любящая женщина. И я сама отнюдь не хранила супружескую верность.
Меня подхватили на руки, усадили в кресло, закутали в какое-то покрывало. Главное, тёплое. Консул сел во второе кресло, не прикасаясь ко мне.
– Удивительное проявление чуткости. Я благодарна.
– Сколько у меня с тобой хлопот, кариссима. Сменить власть было намного легче.
– У тебя были помощники.
Рассмеялся. А глаза холодные. Не смеются.
– Ты больше не жена барона Зигмунда, кариссима. И барон Алек не предъявит на тебя права. Не бледней. Он сказал, что выживет. Стражи глубин не бессмертны, но убить их очень трудно.
Я перестаю воспринимать речь. Благородный Вителлий что-то ещё сказал, потом заглянул мне в глаза и замолчал. Встал с кресла, поражённо рассматривает маленькую гостиную. Заглянул в комнаты Императора, вернулся ко мне.
– Кариссима, Император сам сделал выбор. Я не думал, что ты так тяжело воспримешь окончание «прекрасного года». Мы живём с этим, и уже привыкли… Если бы я понял твоё состояние, я не стал бы сегодня говорить с тобой о баронах.
– Не о баронах, Вителлий Север. О том, что мне некуда идти. Или мне уже пора называть тебя «мой господин»?
– Твоему отцу вряд ли это понравится.
Я его всё-таки убью… Вывалил на меня ворох новостей, и ещё издевается!
– Я не сказал? Благородный Кассий Агриппа признал тебя дочерью. Архивы резервации подтвердили отцовство. Дорогая мамочка, родившая тебя, сейчас выполняет очередной контракт, и её не стали беспокоить. Так что ты, кариссима, теперь «благородная Агриппина».
– Издеваешься, благородный Вителлий?
– Твой отец сейчас у Императора, кариссима, – судя по голосу, шутки кончились. – Умойся и переоденься во что-нибудь более приличествующее твоему статусу.
– Статусу конкубины Императора? – вежливо улыбаюсь.
– Статусу дочери начальника Академии. И матери моего сына. Не тяни время, кариссима.
– Почему ты не называешь меня «благородная Агриппина»?
– Потому что ты не умеешь себя вести как благородная Агриппина.
Рявкает как медведь! Убежала в умывальную комнату. Умылась, приняла душ, набросила халат с изображением сатх, отправилась делать патрицианскую одежду. Туника, стола, палла. Туника цвета слоновой кости, стола цвета чайной розы и палла цвета ивовых листьев. Сандалии мягкой кожи без каблука. На пятисантиметровой танкетке. Вышитый узкий пояс для туники, и немного пошире – для столы. Оделась, обулась, посмотрела в зеркало. Не похожа я на патрицианку. Похожа на ребёнка, играющего в патрицианку. Как и в любой одежде, которую я делаю для себя. Мысленно махнула рукой и вышла в свою гостиную. Благородный Вителлий встал с кресла, обошёл вокруг меня, осмотрев со всех сторон. Вздохнул…