Воробышек. История «дорогой мамочки»
Шрифт:
– Неделя гауптвахты, курсант.
– Слушаюсь, мой куратор!
Подумала: а не попросить ли мне проявить снисхождение к ребёнку… Но потом решила этого не делать. Здесь присутствует его отец, да и происхождение обязывает. Нельзя проявлять снисхождение к сыну консула. Особенно если он ещё и наследник Императора! Непедагогично. Непорядочно по отношению к другим курсантам. И вообще, пусть мужчины разбираются! Расстроилась…
– А что, флаер был открыт? Вителлий?
Ко мне повернулись сразу оба Вителлия Севера. Как будто неясно, что по имени я могу обратиться только к сыну!
– Хороший вопрос… Отвечай, сын.
Ну вот… Чувствую себя предательницей… Ребёнок смотрит с упрёком, виновато развожу руками. Кто же знал!
– Папа… то есть, консул Флавий учил меня снимать защиту и включать двигатели.
Куратор Сергий нажимает комбинацию кнопок на своём наручне. Флаер, на котором он прилетел, полностью блокируется. Даже кабина затягивается специальными щитками. Приглашающий жест рукой:
– Снимай защиту и заводи движки. Поведёшь флаер до учебных корпусов. Если сумеешь, гауптвахту отменю. Приступай, курсант!
Стоим наблюдаем… Благородная Калерия выглядывает из краулера. Из ангара вышли курсанты и офицеры-кураторы, приветливо кивнувшие благородному Сергию. И камеры включились: вероятно, старшие курсы присоединятся к просмотру. Столько внимания направлено на ребёнка… Захотелось прикрыть его от чужих взглядов. Посмотрела на консула. Он взглядом призвал меня к порядку. Вздохнула тихонько, чтобы не раздражать… Куратор Сергий покосился на меня и неожиданно улыбнулся. Успокаивающе… В глазах Вителлия-старшего полыхнуло ледяное пламя.
А детёныш обошёл вокруг флаера, достал перочинный ножичек и какие-то проволочки, поколдовал буквально полминуты… Это много, я знаю. Но… Ему же пять лет! Шести ещё не исполнилось, а он чужие флаеры угоняет! Флаер открылся без звука, без мигания… Просто открылся! Малыш внутрь не полез, поколдовал ещё несколько секунд. И двигатель завёлся… Ну что можно сказать… В отставке парень с голоду не помрёт.
– Хорошо, курсант. Гауптвахта отменяется. Возвращаемся на занятия. Зачёт по пропущенному материалу сдашь послезавтра. Садись за штурвал.
Курсант Вителлий Флавиан посмотрел на меня, на консула… отсалютовал нам и полез в кабину флаера. Куратор, отсалютовав консулу и поклонившись мне, занял пассажирское кресло. Или это кресло экзаменатора?..
– Пойдём, кариссима. Нам пора возвращаться.
Недобрый… Что я сделала не так?
Консул молчал до самой базы. Благородная Калерия покинула нас раньше. Флаер, не став садиться, бережно опустил патрицианку на землю. Консул лично принял её и поклонился на прощанье. С уважением. Просмотренная нами запись разговора благородной Калерии с сыном оказала на консула самое благоприятное впечатление. Я поначалу испугалась, когда консул приказал включить запись. Возмущение благородной Калерии было видно невооружённым глазом… Впрочем, легату-прим на чужое возмущение глубоко плевать. А благородная Калерия действительно сделала, что могла. Я всю дорогу прокручивала в уме их разговор…
– Почему, мама?
– Сенатор Марий не сработается с новой властью, сын. И он это понимает. Твой отец и несколько сенаторов думали о замене республики чем-то вроде Империи. Система давно перестала работать. Страна катилась в пропасть. Военные всего лишь успели раньше.
– Я уйду из Академии! Не буду служить Императору!
– Не смотри на меня с таким возмущением, сын. Ты окончишь Академию и будешь служить Империи. Правители меняются, меняется система правления, но государство остаётся.
– Я окончу Академию и заберу тебя, мама.
– Патрицию Марию запрещено покидать выделенное ему поместье.
– Но тебе-то не запрещено?! Ведь нет?! Мама!
Благородная Калерия мягко улыбнулась ребёнку:
– Я его жена…
По прибытии на базу консул довёл меня до каюты Императора и вошёл следом. Отправилась к себе, предварительно заказав для него кофе.
– Кариссима, задержись.
Замерла в дверях, расстроенная из-за невозможности переодеться. Сари на благородного Вителлия плохо действует.
– Не стой в дверях, сядь.
– Можно я переоденусь, благородный Вителлий?
– Ты мне и такой нравишься. Сядь, я сказал!
Села. Руки на коленях, как у примерной школьницы. Надеюсь, бок прикрыт…
– Ты теперь конкубина Императора, кариссима. Это накладывает определённые обязательства.
– Я помню. Не показываться дважды в одном и том же наряде…
Легат-прим, откинувшись на спинку кресла, рассматривает меня с интересом… Захотелось с визгом уползти под кровать, вцепиться в неё снизу, чтобы не вытащили. Впрочем, зная благородного Вителлия, могу точно сказать, что его не затруднило бы вытащить меня оттуда за волосы… Подумала, а не вцепиться ли мне в легата-прим? Маникюром в лицо? Императору не пожалуешься, от него только и услышишь предложение проявить понимание… Задумалась так, что очнулась у легата-прим на коленях. Совсем оскотинился, военный!
– О чём задумалась, кариссима?
– Отпусти меня сейчас же!
Пошевелилась, выворачиваясь из его рук, помня о том, что сари не рассчитано на драку. К сожалению, легат-прим это тоже понимает и не собирается меня отпускать…
– Кариссима, не дёргайся. Если эта ткань перестанет тебя прикрывать, я за последствия твоей провокации не отвечаю.
Какая наглость! Сижу, булькаю от возмущения как закипающий чайник… Консулу хоть бы хны. Продолжает разговор.
– Говоря об определённых обязательствах, я имел в виду, что кокетничать ты можешь только с Императором. То же касается и подарков. Будет лучше, если разговоры с посторонними ты ограничишь тремя темами: погода, наряды и украшения.
– Какой огромный выбор! А посторонние, это кто?
– Кариссима, не придуривайся. Посторонние для тебя все, кроме Императора, меня и нашего сына Вителлия Флавиана.
Опять попыталась вырваться. Добилась только того, что рука консула оказалась под чоли на обнажённой спине. Испугалась страшно! Мне с консулом не справиться… Почему он так себя ведёт?
– А если Император войдёт?!
– Не войдёт…
– А если я расскажу ему?..
– Император расстроится…
– Отпусти меня. Пожалуйста.