Воробышек. История «дорогой мамочки»
Шрифт:
– Отчёт о практике, кариссима, представишь мне завтра.
– Благородный Вителлий дал мне три недели…
– Завтра. Основные сведения. Я скажу, что требует уточнения.
Кивнул главе караула:
– Проводить в каюту Императора.
И ушёл. А меня с почтением препроводили туда, откуда взяли.
Переоделась в комбез от Серых лордов. Сижу, настраиваюсь на отчёт. Мыслей, прямо скажем, немного. Самое страшное, что писать не о чем. Я ничего не знаю о жизни вне баронств, так что откровенная лажа не прокатит. Я просто не сумею достоверно солгать. Потому что моя жизнь на Новом Вавилоне
Легат-прим сказал писать основное. Буду писать правду. И ничего кроме правды. А эмоции благородного Вителлия не интересуют. Слава Богу! Набросала короткий отчёт, указав продолжительность этапов моей жизни в том мире, названия которого я так и не знаю. Попала, пришла в город, замели в тюрягу, отправили в цепях к Серым лордам, прогулки с птенцами, возвращение в предгорья, баронства, лабиринт, замужество, возвращение в свой мир. Всё. Коротко об обычаях баронств, которые могли стать известны женщине, в основном сидящей в своих покоях. Бытовые условия. О благородной Софии и о долинах не написала. Незачем.
Составила меню ужина, сижу жду Императора. От нечего делать продумываю свой костюм для визита в Академию… Благородная Калерия наверняка оденется как подобает патрицианке: туника, стола, палла. Я такого себе позволить не могу. Чистокровным не разрешена такая одежда. Крыша едет, ничего не придумывается… Решила оставить на потом. Легат-прим влетел в комнату, сразу оказавшись в её центре.
– Кариссима, написала? Давай сюда.
Протягиваю благородному Вителлию свою писанину. Три листа. Всего лишь… Ну… он же сказал «коротко»…
Быстро проглядывает листы. Споткнулся на какой-то (я даже знаю на какой!) фразе. Поднял голову, уставился на меня. Страшно… Усмехнулся и продолжил чтение. Сервировала кофейный столик. Учуял запах кофе, отвлёкся. Что там читать?!
– Значит, замужем за бароном… Надеешься вернуться…
Смотрю без вызова (я не самоубийца), но глаз не опускаю. Консул Вителлий на спрашивает – констатирует факт. Отвечать нет необходимости. Допил кофе, не прикоснувшись к еде, аккуратно поставил чашку, встал и молча вышел. Я прибрала стол, потом поймала себя на бессмысленном переставлении предметов с места на место. Села и руки сложила. Руки мелко подрагивают. Я с консулом Вителлием нервный срыв заработаю. Встала. Походила по комнатам… Вышла из каюты Императора, отправилась на полосу препятствий.
Из кают-компании слышится музыка. Кто-то играет на рояле. Ну да, в Академии их обучают и музыке в том числе… Музыка тихо плачет и яростно кричит. Рвёт душу в клочья. А потом ласково шепчет, убаюкивая. И опять вспыхивает пламенем… Кто же это играет? С таким талантом не в армию надо – на сцену. Не удержалась, тихо просочилась в абсолютно пустую, за вычетом музицирующего консула Вителлия, кают-компанию. Почему никого нет? Не любят музыку? Или боятся легата-прим? Я, наверное, зря сюда влезла. Преторианцы мудрые, не пошли. За дверями остались. А я вот, как мотылёк на огонь, прилетела. Сижу теперь на полу, обхватив колени и шевельнуться боюсь. А мелодии сменяют одна другую. Церемонные и зажигательные, весёлые и печальные; они кружат в кают-компании, отражаясь от стен и выплёскиваясь в коридор. Большинство мелодий я узнала. Почти все, кроме самой первой, я когда-то уже слышала. Не в таком исполнении, но тем не менее. Сама я так сыграть не смогу. Ну и пускай. Буду слушать, как легат-прим играет…
– Не сиди на полу, кариссима.
– Я не хотела помешать благородному Вителлию.
Молча подал мне руку, поднял и выпроводил из кают-компании. И двери за мной закрыл.
Преторианцы, источая неодобрение, проводили меня к полосе препятствий. Бегаю-прыгаю-ползаю-скатываюсь-взлетаю, оттолкнувшись… До седьмого пота, до потери дыхания… А музыка рыдает внутри меня, терзая душу… Уселась на пол в уголке, дав себе установку на уменьшение пространства. Сжавшись в комочек, если проще…
– Воробышек, что с тобой?
Подняла голову, смотрю на благородного Флавия. Опомнившись, встаю, почтительно кланяясь Императору.
– Пойдём домой, Воробышек. Завтра тяжёлый день.
Отвечая на мой вопросительный взгляд, поясняет:
– Завтра суд над сенаторами. Исполнение приговора. Тебе присутствовать не обязательно. Разве что сама пожелаешь.
Обалдело смотрю на Императорское Величество. Похоже, у кого-то съезжает крыша.
– Если Император позволит, я лучше дома посижу. Исполнение приговора и без меня найдётся кому проконтролировать.
Наконец-то улыбнулся и повёл меня за ручку домой. Метнулась к автомату, включила приготовление ужина, бегом в душ и переодеваться в домашнее платье.
Глава седьмая
О разговоре с первенцем, нарушении дисциплины Вителлием Флавианом, а также о ревности легата-прим.
Смотрю на изображения с камер наблюдения. Как я и думала, благородная Калерия явилась в одежде патрицианки. А я так и не придумала, в чём мне идти…
– Кариссима, ты ещё не готова?
– Я не знаю, что надеть…
Сказала, и испугалась. Зигги после подобных слов распсиховался. А реакцию легата-прим страшно даже представить.
– Ты конкубина Императора, кариссима. И не можешь дважды появляться в одном и том же наряде. Где тот кусок ткани, в котором ты демонстрировала мне свой бок?
– В мусоросборник отправила! Ты мне запретил в нём ходить. Угрожал! А я мать твоего сына.
– Не говори ерунду, кариссима. Я запретил тебе ходить в нём на военной базе. А посетить в этой одежде Академию ты вполне можешь. Рядом с благородной Калерией ты будешь смотреться забавно.
С негодованием смотрю на благородного Вителлия. Позавчера я внутренне рыдала под его музыку. Сегодня он надо мной издевается, и я готова его убить! Ещё раз взглянула на одежду благородной Калерии. Отправилась делать себе сари. Ярко-голубое, с разбросанными по нему яблоневыми веточками с бело-розовыми цветами, оттеняющее серую ст'oлу и голубую паллу супруги патриция Мария. Чоли сделала тёмно-голубую. Заколола волосы в объёмную ракушку. На ноги сделала плетёные из ремешков сандалии на девятисантиметровой танкетке. А вот украшения я подобрать сразу не смогла… Прикладываю к себе то одно колье, то другое… Не знаю…