Ворону не к лицу кимоно
Шрифт:
– Ничего подобного!
– Да что ты?! – издевательски спросила Хамаю. Она почему-то выглядела так, будто изо всех сил пыталась сдержать смех. – Ну, пошла, пошла. А Масухо-но-сусуки скажи, что у меня нет столько свободного времени, как у нее.
Она махнула рукой, словно говоря: «Вон отсюда», и снова улеглась.
Асэби ушла из Летнего павильона недовольная.
– Знаете, она сказала, что из-за какого-то дела, к сожалению, не сможет присутствовать.
Не могла же Асэби передать слова Хамаю
Масухо-но-сусуки фыркнула: мол, я так и думала.
– Наверняка сказала что-нибудь вроде «Если бы у меня было столько свободного времени, я бы лучше развлекалась с лягушками».
Про себя Асэби захлопала такому близкому попаданию. Но, похоже, о манерах Хамаю уже давно все знали. Масухо-но-сусуки громко вздохнула:
– Вот уж правда начинаешь сомневаться, действительно ли она из благородных воронов. И от чайной церемонии тогда отказалась – уж не для того ли, чтобы скрыть незнание правил?
– И в самом деле, – согласно зашумели прислуживавшие Масухо-но-сусуки дамы.
– А как она говорит, вы слышали? И не подумаешь, что это девушка из хорошей семьи.
– А недавно даже ходила по галерее, накинув на себя всего один слой кимоно!
– Ах, как вульгарно!
– И при этом спокойно выходит во внутренний двор. Даже я покраснела!
– Интересно, что там у них за образование в Южном доме?
– Эдак они ничем не отличаются от воронов-простолюдинов!
Не обращая внимания на чувствовавшую себя неловко Асэби, придворные дамы из Западного дома болтали все быстрее и быстрее.
– А вы не думаете, вдруг она и правда… из простолюдинов?
– Но ведь такого не может быть!
– Говорят, раньше такое случалось. По крайней мере в те времена, когда моя бабушка служила при дворе. Когда рождалась некрасивая дочь, потихоньку покупали в веселом квартале младенца и удочеряли его.
– Но ведь это значило, что кровь дома не попадет в дом Сокэ.
– А для этого настоящую дочь во время представления ко двору отправляли вместе с приемной в качестве служанки. И если молодому господину приходилась по душе приемная, тогда потихоньку… понимаете…
– Да что вы!
– Невероятно!
– И тем не менее это правда. Говорят же, что в Южном доме все не отличаются изяществом? Нынешняя госпожа Летнего павильона, пожалуй, еще из лучших в этой семье. Я, конечно, говорю только о лице.
– Вы уверены, что только о лице? Кажется, вы оговорились – обо всем теле. Да и ладно бы тело…
– Значит, все-таки…
Когда все наконец согласились, что это возможно, послышался многозначительный кашель. Женщины удивленно обернулись: на них с важным видом смотрела старуха, сопровождавшая Сиратаму.
– Ах, в чем дело, госпожа Тя-но-хана? – спросила Кикуно, которая не участвовала в разговоре, однако слегка смутилась.
Тогда Тя-но-хана, улыбаясь одними губами, заговорила уверенным голосом:
– Прошу прощения, но сейчас такого нет. Дамы-нёбо, вероятно, не знают, но брать приемных детей у воронов-простолюдинов уже запрещено.
Ее слова звучали так, будто она хотела сказать: мол, и этого не знают, – и Кикуно надулась. Тя-но-хана, похоже, решила этого не замечать.
– Из-за того, что мать младшего брата Его Величества Золотого Ворона, который правил нами три поколения назад, была из простолюдинок, он не мог принимать человеческий облик. Все-таки иногда встречается то, что называют плохой кровью. После этого во время представления ко двору происхождение каждой девушки стал удостоверять гадатель-физиогномист на основании своих наблюдений.
Тя-но-хана сухо продолжала:
– Даже если не звали физиогномиста, те, кто долго прожил при дворе, умеют по телосложению и внешности определять, насколько прочны кровные узы той или иной девушки. Нет сомнений, что госпожа Летнего павильона происходит из Южного дома.
Понимая, что Тя-но-хана хвастается своим богатым опытом, Кикуно, сравнительно недавно начавшая свою карьеру дамы-нёбо при дочери главы дома, еще больше нахмурилась. Атмосфера сгустилась, но Сиратама тихонько сказала:
– Тя-но-хана!
Та поспешно обернулась:
– Да?
– Я бы хотела выпить теплой воды.
– Повинуюсь. – Тя-но-хана поспешно поднялась, бросила взгляд на Кикуно и быстро вышла.
Сиратама, дождавшись, пока ее шаги затихнут вдалеке, со вздохом объяснила Кикуно:
– Простите бесцеремонность моей нёбо.
– Что вы, госпожа Сиратама, вам совершенно не за что извиняться, – покачала головой Кикуно, и воцарилось неприятное молчание.
Но тут, желая исправить положение, громко заговорила придворная дама из Осеннего павильона:
– Однако же, если госпожа Хамаю действительно принадлежит к Южному дому, тогда ее поведение тем более непростительно, вы так не считаете?
– Ах, конечно, разумеется, – в один голос заговорили придворные дамы, не в силах дольше выдержать сложившуюся атмосферу. Поношение Хамаю явно не могло никому доставить неудобств. Пока все высказывали свое мнение, одна из дам оговорилась:
– Ах, как прискорбно! Из-за нее молодой господин все не появляется.
При этих небрежно брошенных словах Сиратама вздрогнула, а Масухо-но-сусуки подняла брови.
Молодой господин лишь один раз прошел под площадкой для любования сакурой и с тех пор больше не показывался во дворе Окагу. Обычно, когда заканчивалось представление ко двору, молодой господин сразу же навещал четырех девушек. Хотя официальные посещения проходили только по праздникам, до сих пор никто из наследников не соблюдал этого. Конечно, похвально, что нынешний молодой господин так аккуратно соблюдает традиции, однако девушки чувствовали себя брошенными и скучали.
Масухо-но-сусуки притворно улыбнулась и покачала головой: