Ворону не к лицу кимоно
Шрифт:
Мальчик, застывший в напряжении, облегченно выдохнул. Придворные дамы тоже, узнав обо всех обстоятельствах дела, уже начали жалеть, что ему придется понести суровое наказание, поэтому теперь не стали возражать против такого послабления.
– Я все понял. Прошу прощения за все причиненные неудобства. – Мальчик снова поклонился и вместе с Сумио покинул Окагу.
– Кто бы мог подумать, что такое случится, – обронила Укоги и, обернувшись на Асэби, сидевшую все с тем же замершим выражением лица, глубоко вздохнула. – Не хотела я вам рассказывать, но теперь ничего не поделаешь.
Пока
– Что случилось? Почему кони становятся людьми, а люди – конями? И все – вороны ятагарасу. Что все это значит?
– Госпожа, – начала Укоги с печальным видом, – кони когда-то так же принадлежали роду ятагарасу, как и мы.
– Что?!
– Аристократы могут провести всю жизнь, не принимая птичьего облика, но для большинства простых людей это невозможно. Кроме гвардии Ямаути-сю и отряда Фудзимия-рэн, которые только в критических обстоятельствах принимают облик птиц для сражения, есть люди, которые не в состоянии обеспечивать себя, поэтому им приходится работать конями. Вот поэтому для того, чтобы оскорбить человека более низкого происхождения, стали использовать слово «конь».
Асэби была потрясена. Она-то всегда думала, что кони – это кони, ятагарасу – это ятагарасу.
– Неправда! Как же можно стать птицей?
– И ты можешь стать птицей, если захочешь.
Это сказала подошедшая Хамаю. Асэби удивленно взглянула на нее, и та легонько пожала плечами:
– А почему мы рождаемся в яйцах, как думаешь? Ясно же: потому что мы принадлежим не к четвероногим животным, а к птицам.
Так вот почему тех, кому доверяют выкармливание и воспитание благородных воронов, называют наседками-кормилицами! Они насиживают яйца и охраняют их!
– Но это… я… я ничего этого не знала.
– Что ж, ведь далеко не все аристократы желают признавать, что отчасти они птицы. Можно понять тех, кто это скрывает. – Хамаю с сожалением смотрела на потерявшую дар речи Асэби. – По-моему, ты что-то не так понимаешь. Золотой Ворон, занимающий верховное положение у ятагарасу, – это не просто имя, обозначающее главу рода. Настоящий Золотой Ворон, который должен был стать старейшиной, не родился, поэтому так стали называть того, кто занимает его место. Нынешнего правителя официально называют «Воплощение Золотого Ворона».
Асэби не знала, что и думать.
– «Золотой Ворон, который должен был стать старейшиной» – что это значит?
Хамаю улыбнулась и заговорила, отвечая на ее вопрос:
– Золотой Ворон не ятагарасу. Это совершенно другое существо. По крайней мере, в это верил «предыдущее Воплощение Золотого Ворона».
– Совершенно другое существо?
Оказалось, что ятагарасу принадлежат к племени солнца. Когда солнце садится, они не только теряют способность обращаться, но еще и плохо видят, если встретят ночь в облике птицы. И только Золотого Ворона это не касается. Говорят, что и ночью он может летать свободно. Если верить книгам, Золотой Ворон рождается в доме Сокэ раз в несколько поколений. В этом случае – неважно, является ли его родная мать только наложницей правителя, есть ли у него старшие братья, – определено, что он наследует положение главы рода. Но сейчас настоящие Золотые Вороны перестали рождаться, и уже давно считается, что этого правила нет. Это было до тех пор, пока не родился нынешний молодой господин.
– Так, значит, брат нынешнего молодого господина отрекся от престола…
– Потому что считается, что молодой господин – «Истинный Золотой Ворон».
– Как же ты собиралась стать супругой молодого господина, если ты даже этого не знаешь, Асэби?!
Услышав этот холодный удивленный тон, Асэби, точно ее кто-то дернул, подняла голову:
– Госпожа Масухо-но-сусуки?
– Благородные вороны – это одно, вороны-простолюдины – это другое. Не понимать разницу между ними для благородного ворона очень странно.
Масухо-но-сусуки явно пыталась уколоть Асэби. Что же ей не понравилось? Теряясь в догадках, Асэби робко возразила:
– Но разве кони не такие же, как мы?..
– Как только они хоть раз превратились в птиц – конечно же, они стали отличными от нас существами, – повысила голос Масухо-но-сусуки, нахмурившись. – Уж это-то нужно понимать, это самое меньшее, что должен знать приличный благородный ворон! Прости за грубость, Асэби, но, по-видимому, ты не обладаешь воспитанием и образованием, которое соответствовало бы положению молодого господина.
– Госпожа из Осеннего павильона! – Взгляд Сиратамы, в голосе которой звучало обвинение, тоже был поразительно суров. – Не слишком ли сильно вы выражаетесь?
– Нет, госпожа Сиратама. Хозяйка Осеннего павильона изволила выразиться верно. Кажется, она действительно ворон-таю, – фыркнув, вышла вперед Тя-но-хана, и Асэби еще больше сконфузилась.
– Но что такое «ворон-таю»?
– Это просто сказка, – сердито глядя на Тя-но-хану и Масухо-но-сусуки, тихо ответила Хамаю. Она выставила палец и указала куда-то на потолок.
– Видишь там изображения? Это рассказ о происхождении Окагу.
– О происхождении?
Это случилось давным-давно, еще до того, как был построен дворец Окагу. Одна обедневшая благородная девушка подобрала раненого ворона и выходила его. Ворон, выздоровев, в благодарность спросил девушку, чего бы та хотела, и она пожелала хоть раз встретиться с молодым господином, которого ей когда-то довелось увидеть. Когда девушка купалась, ворон унес в клюве ее одежду, специально пролетев при этом перед молодым господином. Молодой господин удивился и последовал за вороном, где и увидел девушку, которая вытирала волосы. Молодой господин влюбился с первого взгляда и тут же предложил ей стать его женой.
– Но, увидев красиво наряженную для церемонии бракосочетания девушку, ворон забыл о том благодеянии, которое она ему оказала, и пожалел о том, что устроил эту свадьбу. Он решил расстроить брак, которому сам же и поспособствовал.
Превратившись в прекрасную девицу, ворон попытался соблазнить молодого господина, чтобы девушка возненавидела его. Однако молодой господин уже так полюбил свою невесту, что не обратил никакого внимания на ту, в которую обернулся ворон, да и сама девушка, от всего сердца полюбившая сына правителя, не верила ни единому плохому слову, услышанному о нем от ворона.