Восемнадцать дней
Шрифт:
«Кто знает, — думал тем временем милиционер, погоняя лошадей. — У того, на фронте, грудь была прострелена пулей, а не проколота ножом. А может быть, здесь всего страшней не рана, а кровь, которой он захлебнулся… И если ему дают воздуху, он еще продержится».
Лошади рвались в постромках под частыми ударами кнута, телега подскакивала по разъезжей дороге, разбрызгивая фонтаны грязи. Дождь поутих, но ночь была такой же непроглядной и сырой, а ледяной ветер пронизывал до костей.
Через первые два села они пронеслись, не сбавляя этой безумной скачки. Но в Трестиень их встретил сторож Народного совета, который сообщил, что
Вцепившись в уздечку дрожавших от напряжения лошадей, сторож хотел во что бы то ни стало узнать подробности покушения.
— Ведь это он хотел вас силком загнать в коллектив?
— Не он, — крикнул из-под рогожи Мэкицэ. — Другие, не он.
— У нас, браток, уже закончили. А кто ж это на него с ножом напал?.. И за что?
— Поехали, товарищ милиционер, — заорал Мэкицэ, рот которого снова наполнился кровью.
Милиционер дернул вожжи, и лошади с места рванули вперед. И только в четвертом, последнем оставшемся до города селе они встретили «скорую помощь». Машина медленно ехала посередине дороги, по самые оси утопая в грязи. Попав в яркий свет фар, тяжело дышавшие лошади нагнули головы и отвернулись. На перетянутых упряжью боках поблескивали хлопья пены, которые не мог смыть мелкий, как туман, дождь.
Телега и автомашина остановились рядом, колесо в колесо. Из машины выпрыгнул врач с отогнутым поверх пальто белым воротничком больничного халата и шофер. Милиционер приподнял рогожу и поднес фонарь к лежащим в телеге. Однако когда захотели перенести Тэнэсаке в машину, Мэкицэ стал отчаянно отмахиваться, не отрывая рот от губ раненого. И все же, по настоянию врача, который вдруг заспешил, он поднял голову, и все увидели его красное, покрытое потом лицо, просветленное зародившейся у него надеждой.
— Не мешайте мне, он уже начал дышать… или поедем в телеге, или везите нас обоих в машине.
— У нас есть кислород, — успокоил его врач, — и мы немедленно наденем на него маску.
Хотя это немного успокоило Мэкицэ, он все же остался лежать рядом с Тэнэсаке. В свете фонаря солома между ними потемнела и поблескивала от крови. Лицо активиста по-прежнему было бледным, но казалось свежее, исчезли синие тени под глазами и в уголках рта. Тэнэсаке почувствовал свет и, возможно, даже понял кое-что из их разговора. Он шевельнул рукой и подал знак Мэкицэ приблизиться.
— Я знал, что это ты, — едва слышно, одними губами выдохнул он.
На мгновенье Мэкицэ онемел, и его сердце захлестнула теплая волна.
— Кто тебя ранил, товарищ Тэнэсаке? — спросил он.
У активиста уже не хватило сил ответить, но он поднес ладонь к ноге и повел ей вокруг, словно хотел отрезать.
— В сапогах? — понял Барбу.
Не отрывая глаз, Тэнэсаке утвердительно кивнул головой.
Милиционер и врач подняли Тэнэсаке с телеги. Мэкицэ спрыгнул на землю вслед за ними и не отходил от машины «скорой помощи» до тех пор, пока не убедился, что раненого положили на носилки, надели маску и в изголовье у него сел врач. Машина развернулась и исчезла в промозглой тьме. Лишь после этого в голове Мэкицэ медленно зашевелились мысли. «Если выживет, значит, вы его спасли», — шепнул ему врач. «В сапогах», — знаком показал ему Тэнэсаке.
Он еще долго простоял бы на дороге по щиколотку в грязи, окруженный темнотой, под мелким, как туман, дождем, если бы милиционер не окликнул его из телеги.
Мэкицэ,
Перевод с румынского А. Лубо.
ФЭНУШ НЯГУ
Фэнуш Нягу родился в 1932 году в крестьянской семье, в небольшой деревеньке уезда Брэила. Там он закончил начальную школу, а затем в Яссах четыре класса военного училища и педагогическое училище в Галацах. Тогда же им были написаны первые стихи, рассказы, даже роман, так и оставшийся неизданным, В 1951—1952 годах Ф. Нягу занимался в Бухарестской литературной школе имени Михая Эминеску. Некоторое время преподавал румынский язык и литературу в сельской школе, в 1954—1956 годах был редактором бухарестской молодежной газеты «Скынтея тинеретулуй». С тех пор его статьи, репортажи, рецензии, путевые заметки и рассказы регулярно появляются в румынской печати.
Первый том его новелл — «Снегопад в Бэрэгане», вышедший в 1959 году, был тепло встречен литературной критикой и читателями. В последующие годы увидели свет еще несколько томов его новелл: «Полуденный сон» (1960), «По ту сторону песков» (1962), «Заброшенный кантон» (1964), «Шальное лето» (1967), сборник рассказов для детей «Белые кони из города Бухареста» (1967) и драма «Шумовая группа» (1971). Большой интерес вызвал и первый роман Нягу — «Ангел возвестил» (1968).
ФИОЛЕТОВЫЙ КОВЕР
Около полуночи мальчик проснулся и посмотрел в окно. На террасе деревянная лошадка сбросила уздечку и ела грибы.
— Ишь какая, — пробормотал мальчик, — сено тебе не по вкусу, к траве даже не притрагиваешься, а грибы уплетаешь вовсю.
Он постучал в окно, и лошадка, испуганно прижавшись к стене, прикинулась, что спит и даже захрапела. Высоко в небе пухлая луна в сердцах таскала за косички зеленую звезду.
— Не смей больше, дурочка, совать нос в лунку, что я прорубила в Дунае.
Звездочка, пойманная с поличным, молчала и только ломала свои длинные, невидимые пальцы. «Если она не отучится от этой дурной привычки, луна оторвет ей уши», — подумал мальчик. Он вскочил в кроватке на ноги, вытащил из горшка с геранью веревочную лестницу, приладил к стене, вскарабкался наверх, сквозь щель в деревянном потолке вытащил с чердака четыре ореха, расколол их, обвалял ядрышки в соли и съел. Была тихая ночь конца февраля, в доме чуть пахло ивовыми листьями, а по Дунаю и камышам гулял неведомый ветер.
— Этой ночью случится что-то небывалое, — сказал сам себе мальчик и снова прильнул к окну.
Сейчас он увидел, что деревянная лошадка спустилась с террасы и пила воду из лунной проруби.
— Ой, ну и задаст же ей луна! — воскликнул мальчик и даже развеселился, представив себе, как заплачет лошадка.
И впрямь, он тут же увидел, как луна обратилась в девицу в длинной вуали и стала медленно спускаться по воздуху к мельницам с деревянными крыльями, что на холме, левее дома.
«Беги! — чуть было не крикнул мальчик лошадке. — Беги, а то она отрежет тебе дорогу, и тогда тебе плохо придется!»