Восхождение, или Жизнь Шаляпина
Шрифт:
Шаляпин слушал внимательно, иной раз с удивлением поглядывая на Леонида Витальевича, впервые с такой откровенностью раскрывающегося перед ним.
— Я понимаю, почему правительство так долго не хотело разрешить этой пьесы. Все, что можно было вычеркнуть, все вычеркнуто. От этого пострадали положительные образы, которые выводит Горький, и их философия чужда слушателю, но каждый в уме подсказывает себе, что именно рекомендует автор. Я сидел в театре как на иголках, так все эти люди знакомы мне с рождения! В общем, такое богатство и запас красок, что Горький играет настроениями зрителей как по клавишам. И, несмотря на то что на сцене все больше рассуждают, пьеса оставляет громадное впечатление.
— Как здорово, что тебе понравился Горький…
— Что ты! В тот же вечер было чествование петербургской интеллигенции артистов Художественного театра. Так я сказал тост в честь Горького, без всяких таких революционных идей, все честь честью, но, говорят, сказал удачно. А как он себя чувствует в Крыму?
— Чувствует-то он себя неплохо, но снова высылают его в Арзамас. Пятнадцатого апреля кончился срок пребывания его в Крыму. Приеду в Москву, буду хлопотать за него. Что ж это такое, на наших глазах происходит такая несправедливость, а мы ничего не делаем в его защиту.
— Пожалуй, надо сходить к князю Святополк-Мирскому, он кое-что делал для меня в этом смысле. А уж тебе-то и подавно не откажет.
— Ты знаешь, Леня, я все чаще думаю, что мы им нужны лишь тогда, когда поем для них, услаждаем их души, а когда мы уходим, они тут же забывают про нас. Вот даже с Теляковским вроде бы у меня хорошие отношения, а как до дела, то все жмется, хочет дать поменьше, а взять побольше, выжать лишний спектакль с моим участием сверх гарантированных контрактом.
— А ты уже подписал с ним новый-то контракт?
— Да показывал он мне какой-то проект, но я еще и не посмотрел его. Потом когда-нибудь.
— Нет, ты зря. Может и обмануть. Я его долго обрабатывал, пока подписали контракт.
— И на каких условиях?
— Теляковский предложил пятнадцать тысяч жалованья и по сто рублей за выход при сорока гарантированных.
— А что ты? — не вытерпел Шаляпин. — Согласился?
— Ну что ты! Я согласился на двенадцать тысяч, а затем поспектакльную плату по четыреста за выход. Тридцать спектаклей гарантированных, но спеть, по расчетам, придется сорок. Занят я с пятнадцатого сентября по Великий пост, а затем имею право на отпуск.
— Кажется, я забыл сказать Теляковскому, чтобы он поставил в наше условие, что я пою не больше сорока спектаклей. Ты совершенно прав. Вот что значит образованный юрист, все точно обговорил с ним, а мне все лень прочитать черновик контракта, который он мне дал.
Почти месяц продолжались гастроли Шаляпина и Собинова в Одессе. 6 мая 1902 года Собинов писал Е. М. Садовской: «…После спектакля мы ужинали с Шаляпиным, а потом до пяти часов утра просидели у меня и смотрели на море с моего балкона. Балкон смотрит как раз на восток, и в половине пятого взошло замечательно красиво солнце. Не думай, что мы пьянствовали. Мы болтали попросту, да Шаляпин читал стихи.»
Собинов уехал в Кисловодск, а Шаляпин в Москву. 27 мая посетил С. И. Мамонтова в Бутырках. 5 июня прибыл на Рижское взморье, где уже отдыхала его семья.
15 июля 1902 года Шаляпин писал Теляковскому: «…В разговоре с Вами в Петербурге мы условились о том; что я должен петь не более сорока спектаклей в течение сезона с 15 сентября по первый день Великого поста и не более десяти раз в течение месяца. Эти условия, предложенные мною, Вами были приняты, и я более уверен, что они помещены в контракте.
Просматривая же Вами составленный черновик договора нашего, я этого условия, относительно сорока спектаклей, в этом черновике не нашел.
Так как для меня этот пункт имеет громадное значение, то я прошу Вас, если в подписанном мною проекте договора нами забыт этот параграф, то внести этот пункт и эту новую редакцию договора прислать мне для подписи.
Тороплюсь написать Вам это письмо, во-первых, потому, что в разговоре Вы обещали мне, в случае каких-либо недоразумений в смысле вышеописанного, таковые устранить дополнением контракта, и, во-вторых, потому, чтобы на этой почве не возникало потом каких-нибудь недоразумений, так как сорок спектаклей в сезон есть мое непременнейшее условие…»
Глава шестая
Рыдания в Нижнем Новгороде
После летнего отдыха с семьей и июльских гастролей в Риге Федор Шаляпин снова отправился, как в прошлом году, на гастроли в Нижний Новгород. Еще 27 января Антон Эйхенвальд прислал Шаляпину письмо, в котором предлагал «спеть в Нижнем в августе десять спектаклей, начиная с 15-го» и «покорнейше» просил сообщить о своем согласии. Шаляпин ответил согласием. А почему бы ему отказываться от столь выгодного контракта? Десять спектаклей — это трудно, но нужны деньги. Тем более, что Нижний Новгород в прошлом году принес ему столько незабываемых дней, встречу с Горьким, новые знакомства… Все это так памятно, что до сих пор он не может забыть те дни, проведенные в Нижнем…
Правда, Горького не будет в Нижнем, он сейчас в Арзамасе, но, скорее всего, ему разрешат приехать на выступления Шаляпина. Уж он замолвит словечко перед каким-нибудь влиятельным лицом, перед тем же Святополк-Мирским, или будет действовать через барона Стюарта, или же через Теляковского, который приобрел еще больший вес при дворе, став директором всех императорских театров, сменив на этом посту обаятельного князя Волконского, повздорившего с всесильной балериной Кшесинской, бывшей любовницей царя Николая Второго, когда тот был еще цесаревичём. Да и Алекса сам обещал похлопотать ко времени его приезда у начальства о разрешении побывать в Нижнем, чтобы послушать его, Соловья Будимировича.
11 августа 1902 года Шаляпин прибыл в Нижний Новгород и поселился в гостинице «Россия» на Благовещенской площади (площадь Минина и Пожарского). Антон Эйхенвальд встретил его с распростертыми объятиями, вполне естественно возлагая надежды на Шаляпина как на спасителя: гастроли его «Русской опёры» на Нижегородской ярмарке проходили далеко не блестяще. Все надежды снова, как и в прошлом году, возлагались на участие Федора Шаляпина. В первый же вечер Шаляпин узнал, что недавно приезжала на гастроли известная исполнительница цыганских романсов Вяльцева, но даже ей не удалось собрать полного сбора. И после первого концерта Вяльцева, обидевшись на невнимание, уехала в Петербург. Узнал Федор и о резких отзывах «Нижегородского листка» о спектаклях «Русской оперы». Словом, Федор Иванович в первый же день своего приезда почувствовал, что в Нижнем Новгороде произошли какие-то крупные изменения, которые повлияли на настроение не только самих нижегородцев, но и на прибывшую ярмарочную публику, обычно охотно посещавшую все увеселительные и театральные представления. Антон Эйхенвальд отказался давать объявления в газете, надеясь экономическими санкциями сломить недоброжелательный тон рецензий, запретил выдавать бесплатные пропуска рецензерам «Нижегородского листка», но все эти меры не помогли: по-прежнему в газете появлялись критические отзывы о спектаклях «Русской оперы», отпугивавшие и без того немногочисленных посетителей.