Восхождение
Шрифт:
Хор женщин:
– В вечерних платьях женщины красивы, в сияньи драгоценностей и славы достоинства высокого полны, хотя иные держатся так просто, смеются и болтают с кем попало.
А в модах всех времен так много сходства, что и в причудах маскарадом веет.
Ну да, ведь празднество в античном вкусе! В вечерних платьях туника и пеплос воссозданы, с ампиром вперемежку...
Иль это лишь веселый маскарад? Нет, кто у нас хорег?
Теург творит жизнь в вечности, какой была и есть как вечно настоящее: всё в яви!
Хотя мы сами в современных платьях. Мы здесь, а красная дорожка с неба, как радуга, повисла, с вереницей прекрасных женщин всех времен, из коих сейчас сноп света выделяет ту, кого все узнают и рукоплещут.
Узнали Клеопатру или Тейлор? Нет, Клеопатра выше ростом Лиз, смугла, гибка, во взгляде неподвижность, с упорством воли в непрерывных кознях, царица и гетера Рима, в славе затмившая властителей его.
Но там и Тейлор, молодая с виду, какой и Клеопатра стала б ныне!
Люцифер пролетает над красной дорожкой с вереницей проступающих красавиц как бы за пределами амфитеатра.
Хор женщин, наблюдая и комментируя то, что происходит на сцене, при этом он предстает как Хор то гетер, то куртизанок, то светских дам, то актрис:
– Где мы? Мы вновь выходим здесь на сцену? Когда переодеться мы успели? Повеяло прохладой и теплом...
Мы в легких одеяньях. Иль без оных! Как изваянья женщин? Мы в Элладе!
У моря мы... Собрались искупаться? Смотрите! Из воды в сияньи неба выходит женщина с фигурой дивной, столь стройно-нежной, статной и легконогой, что образ узнаваем: Афродита из Книда!
Хор женщин:
– Мы в туниках, мы женщины Эллады, но мы на стенах Трои, осажденной ахейским войском... Пленницы ли мы?
Со стен высоких наблюдают старцы сражения ахеян и троянцев, с участием невидимых богов.
Вдруг старцы оглянулись и притихли, как солнцем, ослепленные сияньем и прелести, и грации Елены, представшей во смущеньи лучезарней, недаром с кровью Зевса родилась.
И старцы осудить ее не смели, подобную богиням в красоте, за бедствия войны, столь долголетней; но, столь прекрасная, пусть возвратится в Элладу, удалит от Трои беды.
Хор женщин (в современных одеждах, как после спектакля):
– Мы видели Елену. Чем она столь хороша, что превзошла во славе всех женщин мира красотой своею?
Слегка полнеющая, вся светла, и статна, и легка, в глазах лазурь, и золото волос - все диво в ней среди черноволосых смуглых греков, гречанок с их достойной красотой, из бронзы словно отлитых на солнце.
Люцифер, являясь над красной дорожкой:
– Пространства необъятны: мы в России, явившейся на мировой арене, возросшейся в могуществе в сраженьях с кумирами Европы за три века, с победами на ниве просвещенья, с явлением эпохи Возрожденья в полуночной стране гипербореев.
Хор женщин:
– На выходе красавица, о, боже, еще не видывал подобной свет! Высока и подвижна, с дивным бюстом, с чертами соразмерными лица красавиц всех времен, с глазами в искрах веселости, любви и восхищенья.
Кто это? Русская императрица Елизавета, дочь царя Петра. Так, значит, где-то здесь Екатерина, затмившая ее умом во славе.
Мы видим тех, кто привлекает взоры из зала больше всех в сию минуту, и ясно тут, кого приветствуют
В сияньи ослепительного света, сказать по правде, света Люцифера, чей взор пронзает время и сердца.
В это время Леонард услышал зов: юный граф Орсини звал его на помощь, и он унесся, не сознавая сам куда.
За ним раздался выстрел, который лишь ускорил его полет, и он оказался на палубе корабля, будто никуда не улетал. Рядом с ним стоял юноша, с изумлением озираясь вокруг.
– Граф Орсини?
– Нет, графом я стану в возрасте 27 лет.
– Значит, никогда не станете, - рассмеялся Леонард.
– Я буду вечно юн? Кажется, это лучше всякого сиятельства.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
Старинный особняк с пристройками в парке. Гостиная. Сурин и граф Фредерик играют в шахматы.
Сурин, выражая разочарование:
– Пред нами не реальность, - мир теней. Приехали.
Граф Фредерик, делая ход:
– Куда приехали? Нет, сударь, этот мир теней ведь соткан из гор и вод, в которых свет играет, как в драгоценных камнях…
– То в Раю. В Аду, небось, лишь всполохи огня и тьма кромешная. Речь не о том. Пред нами не реальность, так что въехать туда нельзя, а можно лишь разрушить. Похоже, это световой объект.
Граф Фредерик:
– Пейзаж? Скорей жизнь в вечности, как есть.
– Ну, стало быть, вторгаться нам не нужно, а то погрузимся в нирвану, вместо дерзания. Какая тут премудрость?
– Но для кого-то в том весь смысл исканий.
– Как! Вы готовы здесь сойти?
– А что? Устал я и хочу расслабиться.
– Надолго ли?
Граф Фредерик, вскакивая на ноги:
– Хотелось бы иметь свободу выбора!
– Как на Земле, ее у нас скорей всего не будет.
Хрустальные люстры издают звон, дворец сотрясается.
Граф Фредерик, заметив в окна клубы дыма за утесом, где находится замок, и выбегая во двор:
– Осада!
Сурин, последовав за графом:
– Граф, куда вы? С вами я!
– Идет там настоящая война!
Дворец снова сотрясается от взрывов неслыханной мощи, может быть, с началом оползней и настоящего землетрясения. У ворот ограды первый министр и казначей; они с тревогой наблюдают за новыми клубами дыма над замком.
Граф Фредерик строго:
– Откуда вы?
Казначей весело: