Воскресный философский клуб
Шрифт:
— Иногда это намного проще, — сказала Изабелла. — А иногда нет. — Она посмотрела ему в глаза, и он потупился. Весьма заурядный молодой человек, не особенно чувствительный и не особенно тонкий. Но все–таки он потерял друга, вместе с которым жил, и он, должно быть, чувствует это гораздо острее, чем она, которая была просто свидетельницей этого несчастного случая.
Она взглянула на Нила. Он казался уязвимым, и что–то в нем навело ее еще на одну мысль. Возможно, у него с Марком были особые отношения, что сразу не пришло ей в голову. Возможно даже, что они с Марком были любовниками. Ведь нет ничего необычного в том, что некоторые люди могут вступать в интимные отношения и с мужчинами, и с женщинами, и хотя она видела его в комнате Хен, это не означает, что прежде в этой квартире не было любовной связи иного рода.
— Вы по нему скучаете, не правда ли? — спокойно произнесла она, наблюдая, как подействуют ее слова на Нила.
Он отвел взгляд, как будто рассматривая одну из картин на стене. Помолчав несколько минут, он ответил:
— Я очень по нему скучаю. Каждый день. Я думаю о нем все время. Все время.
Ну вот он и ответил на ее вопрос, разрешив все сомнения.
— Не старайтесь забыть его, — посоветовала она. — Люди иногда дают подобные советы. Говорят, что мы должны постараться забыть тех, кого потеряли. Но на самом деле мы не должны их забывать.
Нил кивнул и, бросив на нее мимолетный взгляд, снова перевел его на картину. Он страдает, подумала Изабелла.
— Это очень хорошо с вашей стороны, что вы пришли сегодня, — мягко промолвила она. — Всегда нелегко прийти и сказать кому–то, что вы что–то утаили. Спасибо вам, Нил.
В ее намерения не входило, чтобы он счел это знаком, что ему пора уходить, но он именно так истолковал ее слова. Он встал и протянул Изабелле руку, и она тоже поднялась и пожала ему руку, заметив, что она дрожит.
После ухода Нила Изабелла сидела в гостиной с пустым бокалом из–под шерри, обдумывая то, что поведал ее гость. Этот неожиданный визит взволновал ее по ряду причин. Нила гораздо больше расстроило случившееся с Марком, чем думала Изабелла, и он не мог открыть ей свои чувства. Тут уж она ничего не могла поделать, потому что он явно был не готов говорить о том, что его удручало. Конечно, он придет в себя, но излечить его может только время. Гораздо сильнее ее встревожила новость об инсайдерстве в фирме «Мак–Дауэллз». Теперь, когда она в курсе, она не может это игнорировать. Хотя вопрос о том, происходят ли в данной фирме подобные махинации, не имел прямого отношения к Изабелле, ее беспокоило, не повлияло ли это каким–то образом на смерть Марка. Повлияло на смерть Марка — каково точное значение этой фразы? Означает ли она, что его убили? Впервые она позволила себе так четко сформулировать эту возможность. Но пока что этот вопрос можно обойти.
Обрекли ли Марка на смерть оттого, что он угрожал обнародовать опасную информацию о сотрудниках фирмы? Оскорбительно даже задавать такой вопрос: ведь речь идет о шотландском финансовом сообществе, репутация которого в вопросах чести безукоризненна. Эти люди играют в гольф; они завсегдатаи Нового клуба; некоторые из них — старшины[32] в шотландской церкви. Она подумала о Поле Хогге. Он — типичный представитель тех, кто работает в таких фирмах. Он абсолютно честен; по его собственному определению, консервативен; его можно встретить на частных выставках и в галереях, и он любит Элизабет Блекэддер. Эти люди никогда не станут заниматься делишками, которые ассоциируются у вас с некоторыми итальянскими банками и даже с не слишком чистоплотными учреждениями в лондонском Сити. И они не совершают убийства.
Но если на минуту допустить, что кто–то, безукоризненно честный с виду, способен, руководствуясь алчностью, нарушить правила финансового сообщества (в конце концов, речь идет не о краже, а лишь об использовании информации в корыстных целях), встает вопрос: а не может ли такое лицо под угрозой разоблачения прибегнуть к отчаянным средствам, дабы защитить свою репутацию? В других, менее строгих кругах разоблачение мошенника, вероятно, не было бы таким сокрушительным, поскольку вокруг было так много других мошенников и потому что почти все в какой–то момент могли быть замешаны в мошенничестве. Она читала, например, что кое–где в южной Италии и Неаполе мошенничество почиталось за норму, а честность расценивалась как отклонение. Но здесь, в Эдинбурге, сама возможность попасть в тюрьму рассматривалась как что–то неслыханное. Куда лучше было предпринять шаги, дабы этого избежать, даже если эти шаги включали устранение молодого человека, слишком близко подобравшегося к правде.
Изабелла взглянула на телефон. Она знала, что стоит ей только позвонить Джейми, и он тут же придет. Он не раз говорил ей: «Вы можете позвонить мне в любое время — да, в любое. Я люблю у вас бывать. Правда люблю».
Встав с кресла, она подошла к столику, на котором стоял телефон. Джейми жил в Стокбридже, на Саксен–Кобург–стрит, — делил там квартиру с тремя другими молодыми людьми. Однажды она там побывала, когда Джейми и Кэт еще были вместе. Он приготовил обед для нее с Кэт. Это была бестолково построенная квартира, с высокими потолками и каменными плитами на полу в холле и в кухне. Джейми был владельцем этой квартиры — ему купили ее родители, когда он был студентом, так что те, кто жил в ней, снимали комнаты у него, и его соседи были его же жильцами. На правах хозяина он занимал две комнаты: спальню и музыкальную комнату, где давал уроки музыки. Джейми, окончивший консерваторию, зарабатывал на жизнь, обучая подростков игре на фаготе. У него не было недостатка в учениках, а еще он имел дополнительный заработок, играя в камерном ансамбле, а порой — подвизаясь в качестве фаготиста в оперном театре. Это идеальное существование, подумала Изабелла, в которое так уютно вписалась бы Кэт. Но Кэт, разумеется, придерживалась другого мнения, и Изабелла боялась, что племянница вряд ли его изменит.
Когда Изабелла позвонила, Джейми как раз давал урок и обещал перезвонить через полчаса. В ожидании его звонка Изабелла сделала себе на кухне сэндвич — ей не хотелось есть плотно. Затем она вернулась в гостиную и села у телефона.
Да, он свободен. Его последний ученик, талантливый пятнадцатилетний мальчик, которого он готовил к экзамену, играл блестяще. И теперь, когда мальчик отправлен домой после урока, он с удовольствием прогуляется по городу пешком к дому Изабеллы — это как раз то, чего ему хочется. Да, будет так хорошо немного выпить с Изабеллой, а потом они могут помузицировать.
— Простите, — сказала она, — но у меня неподходящее для этого настроение. Я хочу с вами поговорить.
Он почувствовал, что она встревожена, и отказался от прогулки, чтобы быстрее добраться до нее автобусом.
— С вами все в порядке?
— Да, — ответила она. — Но мне действительно нужно кое–что с вами обсудить. Я вам расскажу, когда приедете.
Автобусы, о которых так дурно отзывалась Грейс, на этот раз ходили без перебоев. Через двадцать минут Джейми уже сидел с Изабеллой на кухне, а она готовила ему омлет. Она достала из погреба бутылку вина и налила ему и себе. А потом начала рассказывать о визите в ту квартиру и о своей встрече с Хен и Нилом. Он слушал с серьезным видом, когда она пересказывала сегодняшний разговор с Нилом, и во взгляде его читалась озабоченность.
— Изабелла, — сказал он, когда она закончила свой рассказ, — вы же знаете, что я собираюсь сказать, не так ли?
— Что я должна держаться подальше от дел, которые не имеют ко мне отношения?
— Совершенно верно. — Джейми сделал паузу. — Но я знаю по опыту, что вы ни за что не последуете моему совету. Так что, пожалуй, я не стану этого говорить.
— Хорошо.
— Даже если я так думаю.
— Совершенно справедливо.
Джейми состроил гримасу.
— Так что же нам делать?