Воскресный философский клуб
Шрифт:
— Вот почему я и попросила вас прийти, — сказала Изабелла, подливая ему вина. — Мне нужно все это с кем–нибудь обсудить.
Излагая суть дела, она не переставала кухарничать. Теперь омлет был готов, и она переложила его на тарелку, подогревавшуюся с краю плиты.
— С лисичками, — сказала она. — Они придают омлету особый вкус.
Джейми с благодарностью принял большой омлет, окруженный салатом.
— Вы всегда для меня стряпаете, — заметил он. — А я никогда для вас не стряпаю. Никогда.
— Вы же мужчина, — ответила Изабелла таким тоном, словно речь шла о чем–то само собой разумеющемся. — Такая мысль не может приходить вам в голову.
И в ту же минуту почувствовала, что ее замечание жестокое и неуместное. Она могла так сказать Тоби, причем с полным на то основанием, так как сомневалась, стал ли бы он для кого–нибудь стряпать, но не должна была говорить такое Джейми.
— Простите, — сказала она. — У меня случайно вырвалось. Я не имела ничего в виду.
Джейми положил нож и вилку рядом с тарелкой. Он пристально посмотрел на омлет. А потом заплакал.
Глава двенадцатая
— О господи, Джейми. Я так виновата. Я сказала просто ужасную вещь. Я понятия не имела, что вы…
Джейми энергично замотал головой. Он не всхлипывал — просто по его щекам текли слезы.
— Нет, — сказал он, промокнув глаза носовым платком. — Дело вовсе не в этом. Это не из–за того, что вы сказали. То, что со мной происходит, не имеет никакого отношения к вашим словам.
Изабелла вздохнула с облегчением. Значит, она его не оскорбила. Однако что же вызвало такой необычный взрыв эмоций?
Джейми взял в руки нож и вилку и принялся за омлет, но снова положил их на стол.
— Во всем виноват салат, — сказал он, — вы добавили в него сырой лук. Мои глаза очень к нему чувствительны. Я не могу на пушечный выстрел подойти к сырому луку.
Изабелла расхохоталась.
— Слава богу! А я–то думала, что вы плачете по–настоящему и что я сказала вам что–то ужасное. Думала, это моя вина. — Она взяла у Джейми тарелку и, убрав из нее салат, вернула ему. — Один омлет. И ничего больше.
— Превосходно, — ответил он. — Простите меня. Наверное, все дело в генах. У моей матери была та же самая проблема, и у ее кузины тоже. У всех нас аллергия на сырой лук.
— А я на какую–то минуту решила, что это как–то связано с Кэт… и с той порой, когда вы стряпали обед для нас двоих на Саксен–Кобург–стрит.
Джейми, который до того улыбался, сделался задумчивым.
— Я помню, — сказал он.
В намерения Изабеллы не входило упоминать Кэт, но так вышло, и она знала, какой вопрос будет сейчас задан. Джейми всегда его задавал, когда она с ним виделась.
— Как дела у Кэт? Что она поделывает?
Изабелла налила себе еще вина. Она не собиралась ничего больше пить после шерри с Нилом, но сейчас, в уютной кухне, где приятно пахло жареными лисичками, она решила иначе — опять акразия, слабоволие. Она чувствовала себя в безопасности, сидя здесь с Джейми, беседуя с ним и потягивая вино из бокала. Она знала, что вино немного подбодрит ее.
— Кэт поделывает то же, что и всегда, — ответила Изабелла. — Она очень занята в магазине. Дело спорится. — Голос ее замер. Какой банальный ответ. Но что же еще она может сказать? Когда задают такой вопрос, это равносильно вежливому, но в то же время формальному «Как поживаешь?» при встрече с другом. Тут ожидают лишь одного ответа — заверения, что все в порядке. А уж позже могут намекнуть на подлинное положение дел, если что–то складывается не слишком удачно. Сначала стоицизм, а потом правда — вот как это можно сформулировать.
— А тот мужчина, с которым она встречается, — спокойно произнес Джейми, — Тоби. Как дела с ним? Она его сюда приводит?
— На днях, — ответила Изабелла. — Я видела его на днях. Но не здесь.
Джейми потянулся к своему бокалу. Он нахмурился, словно пытаясь подыскать точные слова.
— Тогда где же?
— В городе, — поспешно ответила Изабелла. Она надеялась, что на этом расспросы закончатся, но надежды ее не оправдались.
— Он был… был с Кэт?
— Нет. Он был один. — Она подумала: точнее, он был один вначале.
Джейми пристально взглянул на нее.
— И что же он делал?
Изабелла улыбнулась.
— Кажется, он вас очень интересует, — заметила она. — А на самом деле он совсем неинтересен. — Она надеялась, что такая «реплика в сторону» покажет Джейми, на чьей она стороне и они наконец найдут другую тему для разговора. Но не тут–то было. Джейми расценил ее реплику как приглашение к дальнейшему обсуждению.
— Так что же он делал?
— Он шел по улице. Вот и все. Шел по улице… в этих вельветовых брюках цвета давленой земляники, которые он, похоже, никогда не снимает. — Последняя фраза была исполнена сарказма, и ее не стоило произносить. Изабелла сразу же пожалела, что не сдержалась. Сегодня вечером она уже сказала две неприятные вещи, подумала она. Первая — ничем не вызванное замечание о том, что мужчинам не следует думать о стряпне; вторая — недостойное высказывание о брюках Тоби. Со временем так легко — ужасно легко! — стать старой девой, острой на язычок. Ей нужно этого остерегаться. Поэтому она добавила: — Они не так уж плохи, эти вельветовые брюки цвета давленой земляники. По–видимому, они нравятся Кэт. Она, должно быть…
Изабелла снова себя одернула. Она чуть было не сказала, что Кэт, должно быть, находит вельветовые брюки цвета давленой земляники модными, но это прозвучало бы бестактно. Это был намек на то, что Джейми и его брюки не отвечают требованиям Кэт. Изабелла позволила себе украдкой взглянуть на брюки Джейми. Она никогда не замечала их прежде — в значительной мере оттого, что в Джейми ее интересовала не одежда, а лицо и голос. Он привлекал ее как личность — и в этом, конечно, была разница между Тоби и Джейми. Вам не мог нравиться Тоби как личность (если только сами вы не были сомнительной личностью); вам могли нравиться только его физические данные. Да, подумала она, вот и все. Тоби — привлекательный сексуальный объект в вельветовых брюках цвета давленой земляники, и больше ничего. А Джейми, в отличие от него… ну, Джейми просто красив, с этими его высокими скулами и голосом, от которого тает сердце. Интересно, подумала она, какие они любовники. Тоби, должно быть, сплошная энергия и сила, тогда как Джейми — тихий, нежный и ласковый, как женщина. А ведь это, наверное, проблема, но тут уж она ничем не может помочь. И вдруг у нее мелькнула совершенно непозволительная мысль: «Я могла бы его научить». Но она тут же себя остановила. Такие мысли так же недопустимы, как фантазии о людях, гибнущих под снежной лавиной. Лавина. Рев. Давленая земляника внезапно перемешивается со снегом — и противоестественная тишина.
— Вы с ним говорили? — спросил Джейми.
Изабелла очнулась от своих грез:
— Говорила с кем?
— С… Тоби. — По–видимому, он делал над собой усилие, чтобы произнести это имя.
Изабелла покачала головой:
— Нет. Я просто его видела. — Конечно, это была полуправда. Существует различие между ложью и полуправдой, но очень небольшое. Изабелла написала когда–то об этом короткую статью вслед за выходом книги Сисселы Бок «Ложь». Она была за более широкое толкование, согласно которому долг велит правдиво отвечать на вопросы, а не скрывать факты, которые могли бы представить дело в ином свете. Однако по размышлении Изабелла пересмотрела свою точку зрения. Хотя она по–прежнему считала, что нужно честно отвечать на вопросы, это становилось долгом лишь в том случае, если существовало обязательство раскрыть все до конца. Но долг не повелевал открывать всю правду в ответ на случайный вопрос, заданный тем, кто не имеет права на эту информацию.