Воспитание школы Станиславского
Шрифт:
— Прекрасная она женщина, ваша милость. Сколько я встречал всякого народа — не видал хозяйки лучше!
Уловив особую, восторженную интонацию в реплике слуги, кавалер отрывается от супа и впрямую ставит вопрос: — Она тебе нравится? Да? — и слуга после некоторой заминки вынужден признаться, что неравнодушен к ней, но делает это так, чтобы не обидеть хозяина:
— Если бы я не боялся сделать неприятность вашей милости, я бы пошел к Мирандолине в лакеи.
Кавалер убеждается, что у Мирандолины появился новый поклонник. И как может этот неотесанный болван разбираться в достоинствах женщины!
— Дурак! Очень ты ей нужен!— охлаждает кавалер пыл слуги, который, впрочем, не хочет сдаваться:
— Такой женщине, как она, я готов служить как собачка.
— Черт возьми! Околдовала всех,— соображает кавалер, начиная понимать серьезность грозящей ему опасности.— Будет смешно, если и я поддамся ее чарам. Как бы не так!— И он принимает решение: — Завтра же еду в Ливорно,— приканчивая при этих словах тарелку супа.
Что же произошло в первом эпизоде кроме того, что слуга подал, а кавалер съел первое блюдо? Что нового он вносит в линию жизни действующих лиц и их взаимоотношения? Чтобы ответить на эти вопросы, вспомним, с чего эпизод начался и чем завершился.
Началось с того, что кавалер ожидал новой, приятной для него встречи с Мирандолиной, а кончилось тем, что он решил порвать с ней всякие отношения и уехать “от греха подальше”. То ли в нем заговорил инстинкт самосохранения (“не желаю попасть на удочку, как попались другие”), то ли потеря всякого интереса к женщине, которая кокетничает без разбору не только с постояльцами гостиницы, но даже с их лакеями. Это дело индивидуальной трактовки образа кавалера. Но при всех возможных вариантах несомненно и обязательно для актера то, что под влиянием разговора со слугой он внезапно меняет свое решение и как бы возвращается вспять к исходному положению, с которого началась его роль (презрение ко всем женщинам). Это обостряет логику его борьбы с Мирандолиной, повышает интерес к новому ее появлению.
Вот содержание первого эпизода и то его решение, которое наметилось в результате работы со студентами. Весь дальнейший разбор сцены дается не в качестве образца для подражания, а чтобы на конкретном примере проиллюстрировать процесс определения эпизодов и нахождения логики действия. Разумеется, это не единственно возможное решение.
Мы выяснили, что большое сценическое событие состоит из ряда мелких событий или эпизодов, каждый из которых представляет собой определенный этап борьбы, имеющий свою логику развития, завязку, кульминацию и завершение.
В разбираемой сцене первым звеном в цепи развивающихся событий будет решение кавалера ехать в Ливорно (подействовало признание слуги) вопреки первоначальному намерению поволочиться за Мирандолиной. Это своего рода пролог к главному событию, которое начинается с появления Мирандолины.
Актеры обычно мало дорожат моментом появления на сцене нового действующего лица и установления с ним тех или иных взаимоотношений. Между тем взаимная ориентировка, прощупывание друг друга не только сценически интересны, но и необходимы для организации органического процесса взаимодействия партнеров.
Приотворив дверь, Мирандолина просит разрешения войти, надеясь, что кавалер обрадуется ее приходу. Ведь сказал же он при последнем свидании, что будет рад ее видеть. Она рассчитывает произвести эффект приготовленным по особому рецепту рагу. Но этот новый знак внимания хозяйки еще больше настораживает кавалера. Кроме того, он принял твердое решение не давать Мирандолине никаких поблажек и держать ее от себя на почтительном расстоянии.
— Кто там?— спрашивает он, делая вид, что не узнает хозяйку по голосу. Потом, взглянув на нее, знаком подзывает слугу.
— Что прикажете?— спрашивает слуга, делая движение к кавалеру.
— Прими у нее из рук тарелку.
Слуга не понимает нового проявления небрежности своего хозяина к очаровательной трактирщице, которую тот только что хвалил, но приближается к ней, чтобы выполнить приказ.
Мирандолина не ожидала такой встречи. Оскорбительное высокомерие кавалера заставляет ее снова насторожиться. Проще всего повернуться и с достоинством уйти. Но при этом пришлось бы отказаться от своего плана мести. Нет, любыми средствами надо задержаться в комнате кавалера и заставить его сменить гнев на милость. Поэтому после секундного колебания она отстраняет слугу:
— Простите, мне хочется иметь честь поставить ее на стол собственными руками.
— Чтобы смягчить кавалера, она готова на лесть, подобострастие, что угодно, лишь бы не отступиться от задуманного плана. На последних словах она делает движение к столу, но кавалер останавливает ее, несколько смягчая тон:
— Но ведь это не ваше дело.
Хозяйка почтительно задерживается на полпути, но, уловив перемену в интонации партнера, мягко возражает ему:
— Ах, синьор! А кто я такая? Знатная дама, что ли? Не больше, чем служанка тех, кто живет у меня в гостинице.
— Какая скромность! — замечает про себя кавалер, все еще сопротивляясь, но, по существу, уже уступая.
Это дает право Мирандолине поставить блюдо на стол (хотя по ремарке автора она делает это несколько раньше). Чтобы до конца оправдать свое поведение, она, пододвигая блюдо, вилку, хлеб, говорит ему:
— По правде говоря, я охотно бы подавала сама всем. Но...— тут возникает иронический жест по поводу тех других постояльцев, которые не умеют себя держать в надлежащих рамках,— не знаю, понимаете ли вы меня? А к вам я прихожу без колебания, свободно, смело.
Хозяйка снова пытается наладить непринужденную атмосферу. Она тонко льстит кавалеру и в то же время задевает его самолюбие, намекая, что он как мужчина ей не опасен.
— Благодарю вас,— отвечает он и, не желая поощрять ее на дальнейшую фамильярность, переводит внимание на принесенное кушанье.
Здесь можно остановиться, так как первый этап борьбы партнеров пришел к относительному завершению. Кавалер пытался отделаться от присутствия Мирандолины, но та сумела преодолеть сопротивление.