Воспоминания о Тарасе Шевченко
Шрифт:
«старшего боярина», а когда она продемонстрировала свой голос и текст песен, Шевченко
похвалил ее на свой лад: он начал для нее петь и сделал это совершенно непринужденно,
как сказал об этом один из его собратьев по перу:
Ich singe, wie der Vogel singt...*
* Пою я, словно птичка (нем.).
Заложив руки за спину, он стал ходить по залу, будто по саду, и запел:
Ой зійди, зійди,
Ти зіронько та вечірняя;
Ой вийди,
Дівчинонько моя вірная...
В этом, издавна уважаемом доме, было в тот вечер много гостей. Будто шмели, гудели
они и, как воробьи, щебетали по всем углам дома. Но лишь услышали пение Шевченко, все
вдруг смолкли и будто остался один он под вечерним небом, выкликая свою верную
дивчиноньку.
В тот вечер Шевченко пел, как в молодости, я никогда не слышал равного его пению ни
на Украине, ни в столицах. Смолкли разговоры и молодых и старых гостей. Изо всех комнат
сошлись они в залу, будто в церковь. Нам соловей пел песню за песней, будто пел он на
тенистом лугу, среди калины красной, а не зимой в доме, полном народу. Как только он
умолк, его снова умоляли петь, и он пел и пел на радость людям, и более всего на радость
самому себе. Ты спро-/153/сишь, отчего это развеселился наш поэт страданий и печали, что
общего нашел он с земляками-отщепенцами, почему вступил в живую беседу с теми, к кому
обращается в своем послании к мертвым, и живым, и неродившимся с такими словами:
148
Умийтеся! Образ божий
Багном не скверніте;
Не дуріте дітей ваших,
Що вони на світі
На те тілько, щоб панувать...
Чужое счастье воодушевило поэта, и он своим талантом превратил свадьбу поклонницы
его великого дарования в национальную оперу, которую, пожалуй, еще нескоро услышат на
Украине. Но больше всех на свадьбе была счастлива своим тайным подвигом «молодая
княгиня».
Прощаясь с Шевченко, она подарила ему на память еще одну драгоценность, самую
дорогую из всего, что у нее было: свой венчальный цветок. Этим подарком, сделанным ото
всей души, она отметила и приветствовала его грядущее величие, которого так горячо
желала для счастья Украины.
Здесь кончается веселие и начинается тризна. Тризна по провозвестнику и главному
герою истинной (не той, которой добивались казаки) свободы Украины; готовилось
событие, которого желали самые заклятые враги украинского народа.
VI
В начале 1847 года, приехав в Киев, я прослышал краем уха, что мои братья во Христе,
объединились в братство Кирилла и Мефодия, выработали свой устав и даже имеют свой
особый знак — литой перстень из железа, с буквами К. М.Один из членов
братства собирался ехать в славянские страны, чтобы в Праге и других центрах славянской
науки изучать славянские языки, а вернувшись, занять кафедру в одном из украинских
всеучилищ. Я не собирался застревать в Германии, хотя и направлялся туда с письмом
Плетнева к Жуковскому. Незадолго до этого умер известный академик — славист Прейс, а о
Срезневском, который занял его пост позднее, еще не было слышно. Академия наук послала
меня пополнить мое славянское образование, чтобы, вернувшись, я смог одновременно
стать и адъюнктом Академии, и преподавателем университета. И мы договорились с этим
членом братства ехать за границу вместе. Я стал допытываться у него: верны ли слухи
относительно святого братства.
Мой будущий попутчик, беспечно засмеявшись, ответил мне, что это была всего лишь
ребяческая забава, и, опомнившись, они этот устав давно сожгли, а перстни побросали в
воду.
Позже я узнал, что это была всего лишь приготовленная, специально для меня и
Шевченко, отговорка, на случай, если мы что-то проведаем об их политическом обществе.
Как я узнал позднее, в уставе среди прочих мудреных замыслов было сказано, что украинцы
должны объединиться в одну Славянскую федерацию под протекторатом всероссийского
императора, а если бы русский император на это не согласился, искать иное решение. /154/
Обоих нас с Шевченко решили оградить от участия в тайном политическом обществе,
так как мы все равно трудились на благо славянской и украинской свободы, а в том случае,
если бы начались правительственные гонения, никто бы не смог к нам придраться.
Это была медвежья услуга. Благородство наших друзей погубило нас обоих.
Тешась своими великими подвигами в будущем, киевляне беспечно разговаривали о
своих тайных замыслах, и все стало известно. Некий Петров, подслушав что-то странное,
149
проник в братство и начал громче всех разглагольствовать о свободе Украины, о московских
притеснениях и так далее. Украинские заговорщики тут же приняли его в свои ряды, а он,
получив в руки кое-какие свидетельства о тайном политическом обществе, передал их
господину Михайлу Юзефовичу, который занимал тогда пост попечителя киевского
учебного округа.
Пусть кто-нибудь другой расскажет, что предпринял Юзефович в связи с этим делом.
Сам я ничего не видел, и могу передать лишь то, что мне было рассказано; я с ранних лет
был облагодетельствован этим человеком, и был бы очень рад, если бы все соответствовало