Вот и я, Люба!
Шрифт:
На слове "незыблемо" все же вытаскиваю свою счастливую морду из грудей моей обольстительницы. Легко и нежно чмокаю Любу в губы и в носик.
– Остановить меня, Любаша, могут только обстоятельства непреодолимой силы, например, природные катаклизмы. Все остальное мне по барабану. Это к твоему вопросу про решать и командовать. Теперь дальше…
– Степан, извини меня, я сейчас приду, - практически шепотом, протискиваясь между мной и столом, произносит Любаша, разворачивается и идет в направлении выхода из кухни, на ходу договаривая, - а ты, Степан, пока речь свою
Я возвращаюсь за обеденный стол, чтобы доесть очень вкусные бутерброды и допить чай.
Обращаю внимание на стопку документов и лист сверху, на котором написано "Степан" и какие-то слова в два столбика, один из которых отмечен знаком "плюс", а другой знаком "минус".
Ага, понятно, Люба занимается самоанализом своего отношения ко мне и к моим качествам.
"Умница - моя! Правильно делает!
– мысленно отмечаю, что это мне нравится.
– Во-первых, женщина думает обо мне. Это уже хорошо. Во-вторых, анализ позволяет ей вычленить хорошее во мне. Конечно, здесь может выплыть и неприятный фактор. Например, качества, отнесенные в графу "минус". Безусловно они могут перебить те, что с "плюсом".
Окидывая взглядом, список все же радуюсь тому, что хорошего в Любашином списке значительно больше, да и многие слова в графе "минус" почерканы и рядом с некоторыми уже стоят "плюсики".
Услышав шаги, лист возвращаю на место, только переворачиваю его. Любаша заходит в кухню в домашнем закрытом костюме.
"Дурашечка моя! Нет, все же умница и красавица!" - думаю нежно и любовно.
– Любаша, в этом костюме ты ещё более сексуальная!
– произношу, поднимаясь из-за стола, чтобы убрать за собой посуду.
– И так, продолжаю отвечать на твои вопросы. В дом я попал, потому что знаю коды доступа. Если ты помнишь, мне их прислали сообщением, которая я тебе перенаправил.
Помыв и ополоснув посуду, ставлю её в сушку. Люба в это время смотрит на меня с откровенным удивлением во взгляде.
Целуя её плечико, поглаживая фактурную и курносую попку, возвращаюсь к начатым пояснениям.
– Ночью, голубка моя, я не приехал, а примчался, летел по трассе под 200-ти километров. Понимаешь, милая, все мои силы душевные иссякли. Совсем не мог находиться вдалеке от тебя. И дело даже не в близости, хотя и в ней тоже. За эти несколько дней, Любушка, я так истосковался по тебе, что у меня просто башню от мыслей срывало.
Говорю о своих чувствах очень тихим голосом, стараясь не спугнуть свою Данаю. Произнося слова, все время наблюдаю за ней.
Люба стоит, покусывая нижнюю губу, её щеки покрываются пятнами румянца, который очень украшает её лицо.
– Мне до зубовного скрежета нужно было видеть тебя, слышать и чувствовать, Любаша. Хоть пять минуточек, но побыть рядом с тобой. Улыбкой твоей порадовать себя. Носик твой чмокнуть, губочки облизать, лицом в грудь твою уткнуться. Услышать, как ты заливисто смеёшься и как мурчишь во время секса и очень органично стонешь, когда кончаешь. Любонька, поверь мне, так хорошо, горячо и сладко, как с тобой, мне не было никогда в жизни. И мои слова не только о сексе, а просто об общении
На минутку замолкаю, потому что сам снова погружаюсь в воспоминания, конечно же, память подбрасывает самые горячие кадры прошедшей ночи.
Улыбаясь сам себе, продолжаю говорить.
– Все дни без тебя я перебирал в своей памяти каждый промежуток времени, который мы провели с тобой вместе. В этом моем потоке воспоминаний не было ничего, чтобы меня насторожило, разозлило или расстроило. Меня радовало абсолютно все! Радует все, потому что ты мне понятна и приятна. Знаешь, Любаша, ты как моё продолжение, которое не может раздражать, потому что это я сам. Понимаешь?
Женщина моя сладкая слушает меня молча, не перебивая и не пытаясь вставить в мой речевой поток свои пять копеек. Мне, кстати, изначально, понравилось её умение слушать и слышать. Из всех женщин, с которыми мне довелось или приходится общаться, такая черта есть не у многих. Из самых близких только у мамы и жены брата моего. Вот и мне, наконец-то, повезло.
Смотрю на время, понимаю, что надо ехать.
– Да, машину свою оставил подальше от твоего дома, чтобы никто не увидел ее. По поводу места и участников празднования Рождества - военная тайна. Если есть желание, применить пытки своими чарами, то предлагаю к этому вопросу вернуться в другой раз, можно ночью, - говорю шутливо и подмигиваю Любе.
– Степа, я не могу с тобой поехать, у меня семья и дети, - снова начинает трепыхаться моя зазноба.
– Любаша, тииишшш, - произношу, подняв указательный палец и приложив его к прекрасным губам.
– Я же сказал, что отмечать будем семейно. Это означает, что дети в курсе. Им дана инструкция. Они знают, что делать.
– Ещё раз, Степан! Кто тебе позволил распоряжаться мной и моей семьей?
– фырчит, словно кошка, Люба, упирая руки в боки.
– Ты ничего не попутал? Мне, кажется, Степа, ты берегов не видишь?
– Любаша, главное слово твоего спича "кажется". Запомни, я ничего не попутал, - произношу тихим и вкрадчивым голосом, заглядывая в глаза моей строптивице.
– Если ты сейчас не прекратишь падеж в пучину истерии, я тебя трахну прямо на этом столе. И мне это не кажется!
Вижу, Люба старается взять себя в руки, хотя продолжает в душе пыхтеть, о чем говорят ее бровки, сведенные домиком.
Снова приближаюсь к женщине впритык, беру рукой её за подбородок, прикасаюсь своими губами к её, зажатым в тонкую нитку, мягко их целую, развожу языком, ныряю вглубь рта. Вынырнув, облизываю со словами "вкусно и сладко".
– Любушка, я люблю тебя! Очень сильно люблю! Уверен в своих чувствах к тебе на тысячу процентов! Хочу, чтобы ты стала моей женой!
– на последних словах незаметно достаю из кармана брюк колечко, целуя пальчики левой руки, одним движением надеваю ободок на безымянный.
– Все, тигруля, теперь ты моя, я тебя окольцевал!
Красавица переводит свой взгляд на левую ладонь, несколько растерянно осматривает колечко на своём пальчике.
Ничто так не радует мужчину, как смущение на лице женщины. Мне это удалось, я им любуюсь.