Вот так мы теперь живем
Шрифт:
Во вторник сэр Феликс уедет, и он будет сам виноват, если еще раз пустит кузена в Карбери! Так думал Роджер, когда Феликс выезжал со двора. Однако почти сразу он вспомнил, что Феликс, весьма вероятно, станет владельцем Карбери. А если Генриетта все же за него выйдет, он не сможет отказать ее брату от дома. Роджер некоторое время стоял на мосту, глядел, как его кузен скачет по дороге легким галопом, и слушал стук копыт. Молодой человек нарушал все возможные правила. Кто не знает, что лишь дамам позволено пускать чужую лошадь в галоп на дороге? Джентльмен и на своей лошади, и на одолженной едет рысью. У Роджера Карбери была только одна верховая лошадь – старый охотничий конь, которого он любил, как друга. И теперь его доброго старого друга, чьи ноги уже не те, что прежде, гонит вскачь по жесткой дороге этот наглый щенок!
– Бренди с содовой! – почти вслух воскликнул
Перед тем как к Лонгстаффам приехали их новые друзья Мельмотты, между мистером Лонгстаффом, отцом, и своенравной дочерью Джорджианой было заключено мирное соглашение. Дочь со своей стороны обещала, что гостей примут любезно – это можно было назвать режимом наибольшего благоприятствования. С Мельмоттами будут обходиться в точности так, как если бы старый Мельмотт был джентльмен, а мадам Мельмотт – леди. За это семейству позволят вернуться в город. Однако и здесь отец выдвинул дополнительное условие. Они пробудут в Лондоне лишь шесть недель, а десятого июля уедут в деревню до конца года. На предложение отправиться за границу отец пришел в ярость. «Ради всего святого! Откуда, по-твоему, возьмутся деньги?» Джорджиана возразила, что у других деньги на заграницу находятся. На это отец велел ей радоваться, что у нее пока есть крыша над головой. Джорджиана, впрочем, сочла эти слова поэтическим преувеличением, поскольку они не раз звучали и прежде. Договор был очень четкий, и обе стороны намеревались честно его исполнить. Мельмоттов примут учтиво, городской дом не закроют.
От мысли, что Долли может жениться на Мари Мельмотт, дамы отказались – да они никогда и не думали о ней всерьез. Долли, при всей своей безмозглости, обладал собственной волей, которую никто в семье переломить не мог. Ни отцу, ни матери не удавалось хоть в чем-нибудь на него повлиять. Долли точно не женится на Мари Мельмотт. Поэтому, когда Лонгстаффы узнали, что сэр Феликс будет в их краях, у них не было причин препятствовать его визитам в Кавершем. В Лондоне о нем в последнее время говорили как о главном претенденте на руку Мари Мельмотт. У Джорджианы Лонгстафф была собственная обида на лорда Ниддердейла, так что она желала сэру Феликсу всяческого успеха в этом направлении. Вскоре после приезда Мельмоттов она сказала Мари:
– Мисс Мельмотт, в понедельник у нас обедает ваш друг.
Мари, до сих пор ошеломленная величием и блеском новых знакомых, не смогла толком ничего ответить.
– Я знаю, вы знакомы с сэром Феликсом Карбери, – продолжала Джорджиана.
– Да, мы знакомы с сэром Феликсом Карбери.
– Он приехал к своему кузену. Полагаю, ради ваших красивых глаз, поскольку в самой усадьбе Карбери ничего хорошего нет.
– Не думаю, что он приехал ради меня, – краснея, ответила Мари.
Она сказала Феликсу Карбери пойти к ее отцу. На взгляд Мари, это означало, что она приняла его предложение, насколько от нее зависит. С того дня они виделись несколько раз. Он не повторял свое предложение и, насколько знала Мари, не обращался к мистеру Мельмотту. Тем не менее она решительно отклоняла знаки внимания со стороны других воздыхателей, убедив себя, что любит Феликса Карбери и будет ему верна. И она трепетала от мысли, что он ее разлюбил.
– Мы слышали, он ваш особенно близкий друг. – Джорджиана рассмеялась с вульгарностью, какой не позволила бы себе и мадам Мельмотт.
В воскресенье сэр Феликс застал всех дам на лужайке. Здесь же был и мистер Мельмотт. В последний момент пригласили лорда Альфреда Грендолла – не потому, что Лонгстаффы особенно его любили, но ради великого директора. Лорд Альфред близко его знает, умеет с ним говорить, возможно, подскажет, чем его угощать. Итак, лорда Альфреда пригласили, и тот приехал в Кавершем (все расходы оплатил великий директор). Когда появился сэр Феликс, лорд Альфред отрабатывал стол и кров, разговаривая с мистером Мельмоттом в беседке. Перед ним был холодный напиток и коробка сигар, но думал он, вероятно, о жестокости света. Леди Помона, соблюдая договор, принимала гостей вежливо, хоть и без теплоты. София разговаривала в сторонке с неким мистером Уитстейблом, молодым соседским сквайром. Его пригласили, поскольку Софии, как утверждали, уже исполнилось двадцать восемь (знающие люди говорили, тридцать один было бы ближе к истине), и мистера Уитстейбла решили считать достойным уловом, во всяком случае на безрыбье. София была красивая, но рослая и лишена обаяния. В Лондоне она не преуспела. Джорджиана, напротив, пользовалась успехом и хвастала перед
Несколько минут сэр Феликс просидел в шезлонге, беседуя с леди Помоной и мадам Мельмотт.
– Прекрасный сад, – заметил он. – Сам я не особо люблю сады, но, если жить в деревне, такое должно нравиться.
– Очаровательно, – проговорила мадам Мельмотт, подавляя зевок и плотнее кутаясь в шаль. Погода была для конца мая на удивление теплая, однако мадам Мельмотт предпочла бы не сидеть в саду.
– Место не самое красивое, но дом удобный, и мы постарались как можно лучше его обставить, – сказала леди Помона.
– Много стекла, как я посмотрю, – похвалил сэр Феликс. – Если жить в деревне, то лучше так. Карбери – очень невзрачная усадьба.
Хозяйку задели эти слова – как будто Карбери можно сравнивать с имением Лонгстаффов. Как бы Лонгстаффы ни нуждались в деньгах, их положение было неизмеримо выше.
– Думаю, для скромного домика Карбери чрезвычайно мил, – сказала леди Помона. – Разумеется, он довольно тесный.
– Да уж, леди Помона, ваша правда, – ответил Феликс. – Я за рвом чувствую себя, как в тюрьме.
Затем он вскочил и подошел к Мари Мельмотт и Джорджиане. Джорджиана, радуясь, что может отдохнуть от исполнения договора, довольно скоро оставила их вдвоем. Насколько она знала, сейчас в забеге первыми шли лорд Ниддердейл и сэр Феликс. Она не стала бы помогать сэру Феликсу ради него самого, но ей хотелось насолить лорду Ниддердейлу.
Сэр Феликс взялся за работу со всем рвением – во всяком случае, с тем рвением, на какое была способна его ленивая натура. Богатство так манило, успех представлялся настолько верным, что даже он готов был приложить некоторые усилия. Это чувство привело его в Суффолк и заставило ехать всю ночь, по грязным дорогам, в старом наемном экипаже. О девушке он совершенно не думал – не в его силах было думать о других. Особой неприязни он к ней тоже не питал. Сэр Феликс вообще редко кого-нибудь ненавидел, кроме как в минуты, когда его задевали. Он смотрел на нее просто как на средство, с помощью которого часть богатства мистера Мельмотта отойдет на его нужды. Касательно женской красоты у него имелись свои пристрастия и вкусы. Нельзя сказать, что он был к ней равнодушен. Однако в этом смысле Мари Мельмотт нисколько его не привлекала. В ней было очарование юности и робости вместе с зарождающейся жаждой найти в мире что-то, что она сможет назвать своим. В ее душе зрело желание стать кем-то, высказывать собственное мнение, иметь собственные мысли. Если бы только рядом был друг, которого она не боялась! При всей свой робости она думала, что когда-нибудь осмелеет, и уже мечтала о той полной откровенности, какая бывает между любящими. В одиночестве – а Мари подолгу бывала одна – она строила воздушные замки, украшенные не золотом и драгоценными камнями, а искусством и любовью. Книги, которые она читала, пусть по большей части плохие, оставили на ее фантазии яркий отпечаток. В воображении она вела блистательные беседы, хотя в реальной жизни с детства почти ни с кем не разговаривала. Сэр Феликс Карбери сделал ей предложение. И она была уверена, что любит его. А теперь она с ним наедине! Наконец-то один из ее воздушных замков станет вполне осязаемым!
– Вы знаете, зачем я сюда приехал? – спросил он.
– Повидаться с кузеном.
– О нет. Я не особо люблю кузена. Он нудный старый холостяк, методичный как часы и злой как собака.
– Как неприятно!
– Да, очень неприятный тип. Я приехал не ради него, уверяю вас. Когда я услышал, что вы будете здесь у Лонгстаффов, я сразу решил приехать. Рады ли вы меня видеть?
– Не знаю, – ответила Мари. Она не могла подыскать тех блистательных слов, которые воображение легко подсказывало ей в минуты одиночества.
– Помните, что вы сказали мне на приеме у моей матери?
– Я вам что-то сказала? Не помню ничего особенного.
– Неужели? В таком случае я вам совершенно не важен. – Он помолчал, будто ждал, что она упадет ему в рот, как вишня. – Мне думалось, вы обещали мне свою любовь.
– Я так сказала?
– А разве нет?
– Не помню. Если я что-то такое и говорила, то не всерьез.
– Должен ли я вам поверить?
– Возможно, вы и сами говорили не всерьез.
– Клянусь Богом, я говорил от всего сердца. И сюда я приехал, чтобы это повторить.