Война меча и сковородки
Шрифт:
– Развестись...
– Эмер ударила левым кулаком по кровати и сразу скривилась из-за боли в потревоженной ране.
– Уже и письмо тетушке настрочил. К чему спешка? Мог бы подождать день-два, пока я отдам концы.
– Невестка!
– ахнула свекровь.
– Бросьте причитания, - ответила Эмер грубо, - даже Тиль меня уже похоронил. Но я сдаваться не намерена, вот увидите. И Годрику не видать ни развода, ни моей смерти. Можете так ему и передать.
– Я перехватила письмо, - сказала леди Фледа.
– Незачем позорить семью.
– Правильно сделали, - поддержала ее Эмер.
– Дайте только встать на ноги, я поговорю с этим наглецом. Я ему жизнь спасла, если он помнит!
– Не злись, - постарался успокоить ее Тилвин, - от этого подымется жар.
– Он и так уже поднялся, и с этим ничего не поделаешь, - огрызнулась Эмер.
– Дайте воды, страшно хочется пить...
К вечеру лихорадка усилилась. Сиделка постоянно обтирала Эмер холодной водой с уксусом, но это не помогало. Тилвин приказал принести таз со льдом и заглядывал каждую свободную минуту.
После вечерней молитвы он пришел пожелать спокойной ночи, но не смог произнести ни слова. Сидел возле постели и держал Эмер за руку.
– Не бойся, Тиль, - сказала Эмер ободряюще, хотя дышала тяжело, будто бежала в гору, - я не умру. Сейчас не умру. Не спрашивай, откуда я об этом знаю - знаю и все, - и добавила совсем детским голосом: - Годрик так и не появился...
Слезы потекли по ее щекам, и она побыстрее вытерла их, стесняясь Тилвина.
– Ты не думай, я не плачу, - сказала она, - это от жара.
Дверь бесшумно открылась, и на пороге остановился высокий мужчина. Эмер приподнялась на локте, выглядывая из-за Тилвина.
– Годрик?.. Это Годрик?
Мужчина сделал шаг вперед и встал в круг света, отбрасываемый пламенем свечи. Это был Ларгель Азо, облаченный в черную сутану, с белой траурной колораткой, он положил на стол книгу со святым писанием и начал снимать перчатки - медленно, не глядя на больную.
– Выйдите все, - сказал он.
– Я пришел исповедать леди Фламбар.
– Я не хочу исповедоваться...
– сказала Эмер, с трудом разлепив губы.
– Я не умираю! И тем более, не стану исповедоваться - вам!
– Все - вон, - повторил священник, и Тилвин послушно встал с табуретки, а две служанки и сиделка почти бегом покинули спальню.
– Тиль, не уходи, - взмолилась Эмер, удерживая начальника стражи за руку, а он стоял понурившись и смаргивал с ресниц слезы.
– Поторопитесь, сэр Тюдда, - сказал епископ ледяным тоном.
– Если окажется слишком поздно, вы ответите за это.
– Не уходи, не оставляй меня с этим человеком...
– бормотала Эмер.
Но Тилвин разжал ее горячие пальцы.
– Прости, - прошептал он, касаясь ее волос и щеки.
Лишившись последнего защитника, Эмер села в постели, подобравшись, как перед дракой.
– Как ваше здоровье, леди Фламбар?
– спросил Ларгель, бросая перчатки и пинком отшвыривая табуретку, чтобы не мешала подойти к кровати.
– Впрочем, не затрудняйтесь ответом. И так ясно, что все для вас складывается не лучшим образом.
– Я еще жива, - напомнила Эмер, - наверное, вашими молитвами.
– До меня дошли слухи, что вы проявляете столь похвальное, но редкое рвение к церковным легендам...
– Хозяйка Дарема должна знать обо всем.
– ...а особенно вас интересует святая Медана...
– Не только. Я интересовалась еще и...
– ...житием преподобного Ларгеля.
На это Эмер нечего было ответить, и она замолчала, уставившись в стену.
– Уймите прыть, леди Фламбар, - посоветовал епископ.
– Вы мне снова угрожаете?
– Я вас предупреждаю, - сказал Ларгель Азо.
– Надо же... А сказали, что пришли исповедовать.
– Да, с этим надо поторопиться, - признал епископ.
– У вас мало времени. Вы не доживете до утра.
– Не будьте так уверены, - сказала Эмер тихо и твердо.
– Я всегда говорю только то, в чем уверен.
Он сел прямо на край кровати, и Эмер сжалась в комочек, стараясь отползти к противоположной стороне.
– Вы не доживете до утра, - повторил Ларгель, буравя девушку взглядом, - но перед смертью я предлагаю вам совершить нечто, угодное небесам.
Сделав выразительную паузу, он подождал, не возразит ли ему Эмер, но та молчала.
– Вы читали житие и знаете, что от моего взгляда не ускользает нечистая магия, и я чувствую упырей, которые питаются человеческой кровью, презрев небесные законы. Когда я только увидел вас, то сразу распознал черную магию и упырей, с которыми вы общались. Напрягите память и расскажите, кто при королевском дворе гадал вам, возможно, предсказывал будущее, показывал невинные фокусы или пел песни на непонятном языке.
Эмер откинула одеяло, чтобы убежать, но епископ схватил ее за плечо, потревожив рану.
– Облегчите душу, леди Фламбар, - заговорил он приглушенно, - только имя, одно лишь имя - и я буду молить небеса, чтобы приняли вашу грешную душу.
– Никто! Никто не гадал!
– выпалила Эмер.
– Вы лжете.
– Нет!
– И сейчас лжете. Имя, назовите имя.
Эмер с ужасом понимала, что еще минута-другая, и она расскажет епископу про Айфу, потому что все ее существо, порабощенное магией служителей яркого пламени, стремилось признаться, покаяться и молить о прощении. Но выдать Айфу?.. Черное колдовство... Это неправда, Айфа не может быть черной колдуньей, потому что... потому что она - Айфа. Она из Роренброков, а Роренброки никогда не запятнали себя ничем постыдным. Упыри, черные колдуньи...
– Вы все равно умрете, - вливался ей в уши голос Ларгеля Азо, - признайтесь, придите в лоно церкви с чистым сердцем...
Борясь с чарами, понуждавшими к признанию, Эмер, как наяву увидела собаку, которая выскочила на нее во дворике Нижнего города. Тот же самый животный взгляд, что у епископа... И решение пришло само собой.
– Это было в Нижнем городе!
– выдохнула она.
– Нижний город, мне гадала женщина по имени Кютерейя. Только я не знаю, какой это был дом. Я заблудилась, помню только, что там был фонтан.