Война меча и сковородки
Шрифт:
Епископ отпустил ее так резко, что она упала на подушки.
– Вы говорите почти правду, - сказал он.
– Но в чем-то лжете. Я разберусь - в чем.
Он запустил пальцы за пояс сутаны и достал стеклянный флакон, в котором засветилась алая, как рубин, жидкость. Вынув пробку, еписков поднес флакон к губам Эмер:
– Пейте.
– Что это?
– Просто пейте. И перестанете страдать, - он произнес последние слова и улыбнулся.
Лучше бы он этого не делал, потому что улыбка показалась Эмер страшнее лика смерти. Она забилась, как сумасшедшая, пытаясь выскочить из постели:
– Это яд! Я не стану это пить!
– Замолчите, глупая девчонка, - прошипел Ларгель, наваливаясь на нее всем телом.
Эмер визжала и вцепилась ему в ухо левой рукой, но была слишком слаба, чтобы сопротивляться достойно.
Епископ поймал ее лицо и больно нажал пальцами на щеки, принудив разжать зубы, влил жидкость из флакона и зажал Эмер рот ладонью, чтобы не выплюнула. Отбросив флакон, он зажал ей еще и нос. Волей-неволей девушка проглотила снадобье, и тут же потеряла последние силы, и обмякла, почти потеряв сознание.
Сделав свое дело, епископ потерял к девушке интерес. Встав и поправив сбившуюся колоратку, он наступил на флакон, превратив его в горстку стеклянной крошки, потом натянул перчатки - так же медленно, словно священнодействуя, взял книгу.
Эмер следила за ним из-под полуопущенных век, чувствуя, как рубиновое питье бежит по всем ее членам, горячее, как огонь.
– Да, ваши грехи прощены, - сказал Ларгель Азо, словно вспомнив о раненой, и не глядя осенил ее знаком яркого пламени.
Оставшись одна, Эмер долго смотрела в дверь. Хотелось плакать, но слезы не текли. Более того, на душу снизошло такое умиротворение, что хотелось превратиться в облако и лететь в небеса, наслаждаясь дуновением ветра и пением птиц.
«Вот она - смерть, - подумала Эмер.
– Совсем не страшно, а такие ужасы рассказывали... Но как же предсказание Айфы? Сначала любовь, потом смерть. Или Айфа ошиблась? Нет, она никогда не ошибается».
Мысли путались, и постепенно Эмер провалилась в сон. Обыкновенный сон, со сновидениями о замке в Вудшире, вкусном крыжовенном пироге и первом пони, на котором ей пришлось прокатиться.
Глава 17 (окончание)
В Вудшире светило солнце, и Эн Фиор несла свои воды к мору. Эмер шла по берегу реки, срывая цветы. Все было, как в детстве, когда она бродила по равнине Маг Риг и мечтала о подвигах и странствиях. Она поднялась на холм, откуда открывался вид на Роренброк, и вдруг увидела, что замка не существует. Вместо него остался лишь остов - каменные балки и полуистлевшие деревянные перекрытия. Словно сломанные зубы торчали сторожевые камни, между ними бродили овцы, пощипывая траву, а две старухи деловито собирали в корзину мелкие камни, которые валялись грудой тут и там.
Эмер сразу поняла, что прошло много, много лет - река осталась той же, и равнина, а вот замок - творение людских рук - не выдержал испытания временем. На мгновение ей стало горько, потому что если не выжил замок, то значит, нет уже ни Айфы, ни Бранвен, ни близнецов, ни ее самой. Она положила собранные цветы у ближайшего камня - словно на дорогую могилу и побрела с холма, не зная, куда ей идти. На излучине Эн Фиор она увидела могильный камень - знак яркого пламени, заключенный в круг. Эмер подошла, испытывая любопытство и страх. Чье имя она прочтет на могильнике? Не свое ли?
Надпись была полустертой, через нее бежали трещины, но Эмер все равно разобрала ее, читая по складам и угадав имя почти сразу: Ларгель Азо! Это имя ударило ее сильнее молнии, она отшатнулась и... открыла глаза.
Сколько времени прошло с тех пор, как епископ приходил ее исповедовать? Шторы все так же были приспущены, свеча сеяла мягкий красноватый свет, и никого не было рядом.
Ужасно хотелось пить, и Эмер приподнялась, отыскивая чашку и воду взглядом. Тело послушалось ее и не отозвалось болью. Пошевелил правой рукой, Эмер принялась срывать повязку. Так и есть! Рана почти зарубцевалась, а опухоль спала. Что это - чудо? Или... чудодейственное зелье епископа?
Спустив ноги на пол, Эмер встала и почти уверенно добралась до стола. С наслаждением напилась из кувшина и уставилась в зеркало на собственное отражение. Не приснилось ли ей, что она умирает, и что епископ допрашивал ее об Айфе?
Вошла сиделка Верфрита и ахнула, уронив поднос, на котором стояла миска с водой. Звон разбившейся посуды болезненно отозвался в голове, и Эмер поморщилась.
– Можно быть и поосторожнее, - попеняла она неосторожной служанке и потребовала: - Есть хочу. Принесите чего-нибудь.
– Миледи, - прошептала сиделка, словно перед ней предстало приведение.
– Это такое счастье, миледи...
И помчалась по коридору, оглашая замок криками:
– Миледи живая!.. Миледи живая!..
Эмер покачала головой и принялась натягивать домашнее платье. Она и так слишком долго провалялась в постели, теперь ей не терпелось выйти на вольный воздух. Одевшись, она подняла шторы. Яркое солнце почти ослепило ее. Распахнув ставни, Эмер высунулась из окна, дыша полной грудью.
– Живая?!
– в спальню ворвались леди Фледа в сопровождении своих дам, и даже Острюд прибежала, тараща глаза.
– Хвала небесам! Это чудо, чудо!
– Леди Фледа порывисто опустилась на колени и зашептала молитву. Дамы последовали ее примеру, и Эмер тоже ничего не оставалось, как встать на колени и молитвенно сложить руки. Судя по лицу молившейся Острюд, она ждала других вестей.
– Ну все, закончили молитву, - сказала Эмер через четверть часа, когда у нее немилосердно затекли колени.
– Я есть хочу. Накормите меня, наконец. Иначе не поверю, что все обрадовались моему спасению, и буду подозревать, что решили уморить меня голодом, раз ядом не получилось.
– Сейчас, дорогая невестка, - засуетилась леди Фледа.
– Дамы помогли ей подняться, и она сама принялась накрывать на стол.
– Сколько я проболела?
– спросила Эмер, беря ломтик ветчины и выкладывая поверх хлеба.
– Три дня. Вчера было совсем плохо, мы боялись, что потеряем вас.
– Зря боялись. А что леди Сара?
– спросила Эмер, приканчивая третье вареное яйцо, фаршированное рябчиковым паштетом.
– Я виновата перед ней, хотелось бы извиниться.
– О! Она не держит на вас зла за эту милую шутку, - успокоила ее свекровь.
– Леди Сара прекрасно себя чувствует, я отпустила ее в деревню, проведать родных.