Война Спартака
Шрифт:
И ещё он сказал жене:
– Всё, что я делаю, я делаю прежде всего для тебя , великая жрица фракийского Всадника. Наберись терпения: пройдёт тяжкое время, и всё опять будет по-твоему.
Никогда, никогда не будет у них так, как хотела она! Всегда - как он. Но, сдержав раздражение, Ноэрена сделала вид, что поверила и завела речь о другом.
– Рассказывая людям о законах будущего Города Солнца, ты всякий раз забываешь о богопочитании, - сказала она.
– Как хорошо, что ты заговорила со мной о Гелиополе, - оживился он.
– Ты так долго молчала. Ведь Солнечный город наше общее дитя, и мы оба в ответе за него. Не сомневайся, община, которую мы создадим
Она умиротворённо кивнула. Он прав: в их супружестве всё-таки было дитя - город Загрея, их общая плоть, их мечта и надежда. Смертное дитя стало прахом, бессмертное продолжало жить.
Она спросила, сердится ли он по-прежнему за её отказ совершать богослужения в честь фракийского Диониса. Помолчав, он сказал:
– Твоё оправдание в служении Загрею.
– Бог отверг меня, - собравшись с силами, горестно призналась она.
– Утром я сожгла льняную одежду жрицы и стёрла с тела знаки посвящения.
Чувствуя себя у его груди слабее былинки, она понимала, что губит свою душу, теряет себя, лишаясь последней опоры. Он никогда не отречётся от служения Ма.
– Так ты совершишь жертвы и моления нашему божеству?
– обрадовался он.
Да, совершит. Ему важно только это, - единение толпы.
Когда великая жрица со священной горы Когеон в присутствии многотысячной толпы совершила молебствие и принесла жертвы на лагерном алтаре в честь фракийского Диониса, людей охватило волнение. Они обнимались со слезами на глазах и клялись во что бы то ни стало либо добраться до родины, либо умереть свободными.
По окончании торжественной церемонии обессиленную Ноэрену прислужницы увели в палатку. Более не сдерживаясь, она рухнула на пол, даже не сняв облачения.
Люди восхищённо говорили, расходясь по своим тшалашам и палаткам:
– Жена Спартака... его помощница... опора... подруга в величии...
7. МИРНЫЕ ТРУДЫ
Перед лицом паучишко ткал прозрачную сеть на погибель легкомысленным мухам. Лёжа на меже и слушая полдневный храп товарищей, Спартак смотрел на крошечного трудягу, мир которого - две былинки. Пусть безобразна паучья внешность, зато доля завиднее человеческой: не знать неразумных желаний, иссушающих забот; от рожден ия до кончины раскидывать в воздухе серебристое кружево, совершенствуясь в своём искусстве.
Мысль о том, что паучья доля не так жалка, развеселила его. Право, не лучше ли быть мохнатой тварью с восемью лапками, растущими прямо из шарика живота, чем, как учат поклонники Загрея, раствориться бесследно, навечно, невозвратно, в Душе Всемирной?
– Печать Ма на тебе, -горько сетует жена.
Приходится виновато помалкивать. И зачем только он признался, что, будучи в Комане, посетил храм великой Диндимены, Матери богов! Недавно он заметил изображение Кибелы у приблудившейся к ним римской Эмпузы. Кибела - под таким именем чтут Ма даже в Италии.
– Твоя вера в Загрея неколебима?
– всё время тревожится жена.
Конечно, неколебима. Он верит и в Загрея, и в Ма, и во многое другое. Все они лишь разнообразные воплощения Божества, сотворившего мир. Чтобы когда-нибудь его погубить. По словам Зенона, величайшего мудреца, мир подвержен гибели, как всё, имеющее начало. Мир конечен, един, шарообразен; его окружает пустая беспредельность.
– Вставать?
– хрипло крикнул спросонья один из спутников.
– Спи, - засмеялся Спартак.
– Трубы ещё не было.
Они встали с восходом, чтобы весь день быть на ногах; недолгими минутами полдневного отдыха приходилось дорожить. Дневных забот и дел у вождя было столько, что временами ему казалось: не осилить. Время от времени созывался Военный совет, и вожди подолгу обсуждали, сколько пшеницы и ячменя им понадобится, где раздобыть нужное число повозок, как наладить изготовление оружия. Их ряды росли быстрее, чем запасы зерна и масла на складах.
Он бывал на виноградниках и в свинарниках, на молотьбе и в давильнях, проверял склады, тревожился о корме для скота, советовался с овчарами, выбирал места для кузниц и плавильных печей, требовал, указывал, торопил, ободрял. Потом диктовал писцам распоряжения и письма, либо принимал нужных людей, либо совещался с вожаками. Вечерами он наблюдал за обучением вчерашних рабов военному делу, присматривал за распределением продуктов, беседовал с новичками, выслушивал просителей, вершил суд на лагерной площади. Рыжеватую голову вождя видели в разных концах лагеря. А ведь кроме фракийского были ещё италийский, греческий, македонский, азийский, скифский отряды, куда он мчался с немногими спутниками наводить порядок. Разделение беглецов по национальным отрядам не нравилось ему, но оно произошло само собой. Греки держались особняком, считая прочих варварами; италики с пренебрежением смотрели на чужеземцев; а фракийцы, тщеславясь многочисленностью, не любили тех и других. Только и сплачивал, помимо общих забот, чтимый по всему земному кругу великий Дионис.
Сбор урожая шёл к концу, окрестности были опустошены. Работали все без исключения. Спартак и сам был бы рад вместо обязанностей вождя провести день на винограднике, либо на току. Не ощущать себя высоко над всеми, облечённым властью приказывать, требовать, обвинять, карать, - но быть одним из многих. Руки жаждали работы. Нынче он дал себе поблажку и всё утро трудился в давильне. Ему нравилось ставить под пресс корзину, наполненную маслинами, нравилось нажимать на рычаг и видеть первые струи масла, брызгавшие в свинцовый котёл, - самые нежные, самые ароматные; нравилось жать всё сильнее, наполняя котёл золотистым маслом, и наконец навалиться на рычаг всей тяжестью тела, чтобы выдавились последние капли.
– Подъём!
– закричали невдалеке, застучали железом о железо. Послышались трубы.
Его спутники-телохранители, данные ему народом, чтобы, как посмеивались люди, он не сбежал, - вскочили, бросились к лошадям. Вождю была пора приступать к своим прямым обязанностям. Стараясь не порвать паутину, Спартак поднялся с земли. Предстояло объехать все строившиеся плавильные печи. Им нужны были тяжёлые метательные копья с зазубринами, а также деревянные, с металлическими наконечниками; обоюдоострые короткие и широкие мечи; и более длинные для всадников; кинжалы, дротики, луки и стрелы. А ещё шлемы,щиты, панцыри, - кожаные,, обшитые металлическими пластинами для начальников; тканые, пропитанные известковым раствором, для пехотинцев.
– Лишь то место будет для нас безопасным, где мы будем стоять вооружёнными, - не уставал он повторять.
Пока у них всего было мало, а, главное, не хватало железа. Серпы, мотыги, плуги, когда закончатся сельские работы, пойдут в переплав; туда же отправят рабьи цепи и кандалы. Но этого мало. По окрестным городишкам разосланы люди с указом тайно скупать железо: сундук с общественным золотом в их распоряжении. Римская жадность превозмогала страх перед беглыми рабами. Услышав, что беглые платят за железный лом золотом, продавцы стали приезжать прямо в лагерь. И Спартак отрядил далеко в горы лесорубов: для плавки железа потребуется много дров; не маслинниики же вырубать. Сотники жаловались на нехватку рабочих рук: ещё не собрали урожай, а вождь отнимал всё новых людей, кузнецов, оружейников. плавильщиков.