Война Спартака
Шрифт:
– Митридат великий царь и великий человек, - кивнул Спартак.
– Он дерзнёт! Если только моё письмо дойдёт...
(Лакуна)
Здесь было много святынь. Больше всего по душе беглецам пришлось святилище Подалирия, сына Асклепия: возле храма протекала маленькая речка, исцелявшая всякую болезнь скота, и с утра до вечера к ней пригоняли табуны и стада. Пока длилась вызванная задержкой неразбериха, набожные люди успели посетить не большой островок, где по преданию окончил дни Диомед, величайший герой Троянской войны: по воле Афины он бесследно исчез, а спутники его
Здесь, у Давнии, Ноэрена посетила храм и гробницу знаменитого прорицателя Калханта на вершине холма Дрий. Принеся в жертву чёрную овцу, она улеглась спать в храме на овечьей шкуре, чтобы получить оракул, а воины-фракийцы по указанию Спартака охраняли её сон.
О том, что ей было предсказано, она не сообщила никому. Оракул обнадёживал и одновременно ужасал. Искупительная жертва возможна, Спартака есть способ спасти. Если кто-нибудь добровольно согласится умереть вместо получившего зловещее пророчество, рок можно изменить.
Зачем ей дольше жить, раз отныне жена для него - камень на шее, хотя он и не признается в этом! Его намерения изменились, он больше не собирается уйти на свободу и строить Гелиополь, но хочет продолжения войны, - здесь, в Италии, или в Азии, не всё ли равно, где именно. Он будет продолжать творить зло. Загрей осудил человеческие жертвы. Муж знает и продолжает их приносить. Он борется с несправедливостью и страданиями, порождая новые страдания и несправедливости. Бог смеётся над ним, а этот безумец, ослеплённый неистовой Ма, забыл уроки светлого Загрея. Он, в чьи руки судьба вложила меч и власть и кто мог бы призвать людей ко благу, зовёт к бунту и кровопролитию. Что ж, пусть живёт, как знает. Но жить рядом, и страдать, и быть соучастницей зла, и ждать каждый миг, что он, достигший царского величия, погибнет, увлекая всех за собой, как было предрешено, невыносимо!
Приближался день расставания отрядов. В последний раз вожди собрались на общий Совет. Все были печальны: они знали, что больше не увидятся.
– Поклажа с возу долой, лошади легче, - решил приободрить соратников Крикс.
– Всем нам станет тяжелее, - мягко возразил Спартак, оглядев присутствовавших.
– Как мало нас осталось, гладиаторов, начавших путь к свободе с Везувия...
– А уж Ганнику, точно, станет лучше без меня, - вызывающе сказал Крикс, в упор глядя на галла.
– Не сомневайся, - отозвался тот.
– Нажива не удержит меня в стране рабства.
Крикс вспыхнул:
– Я остаюсь в Италии охранять строящиеся корабли!
Вожди, испугавшись ссоры, заговорили все разом и не дали гладиаторам продолжать.
Прощаясь, Спартак пообещал Криксу:
– Я вернусь к вам от Альп. Но не раньше осени.
4. МЫС ГАРГАН
Флакон с "Крафидской водой" опустел, и неудивительно: скоро год, как Фанния жила у разбойников, нужного средства ни за какие деньги не достанешь. Волосы стремительно отрастали, чёрные у корней; скоро их поддельное золото уже никого не сможет пленить. Она стремилась больше есть и сохранить соблазнительную полноту, но худела, а весеннее солнце, как ни пряталась она в тень, беспощадно коптило её белейшую кожу. На жалобы матроны Донат неизменно отвечал, что скоро всё кончится и за пережитые трудности её щедро
Прижившись у македонцев, свой переезд к германцам, на котором настаивал Донат, она откладывала до последнего дня, напрасно объясняя помощнику, что германские женщины её терпеть не могут, а Крикс затаил на неё зло. Лигур был неумолим. Со слезами на глазах провожала она последние македонские повозки: они уходили дальше на север, - бесчисленные обозы, гружёные римским добром, толпы рабов и стада скота, достояние разорённых римских граждан. Их уводил к Альпам бешеный гладиатор, чья рыжая голова была набита нелепыми бреднями о золотом веке и всеобщем равенстве.
Решив помириться с Криксом, Фанния, едва устроившись на новом месте, устремилась к нему. Крикс обосновался в богатой усадьбе, владельцы которой то ли были убиты, то ли сбежали, а челядь присоединилась к спартаковцам. Германцы по обычаю своему не построили правильного лагеря, но расположились кто где. Она застала вожака в триклинии за едой, возлежавшего, как римлянин, в окружении слуг. Хмуро глянув на незваную гостью, он продолжал есть. Подсев по старой памяти к варвару, она попыталась ласковой речью рассеять его дурное настроение. Она так соскучилась по своему ненаглядному Криксу и в ознаменование их встречи просит устроить праздник, настоящий, с музыкой, актёрами, роскошным угощением и дорогими винами
– Ты ещё не видел, как я танцую, - обольщала германца Фанния.
Положив ей руку на плечо, Крикс довольно грубо встряхнул её и неожиданно спросил:
– А тебя сюда звали?
Фанния поняла, что дела её плохи. Не следовало по доброй воле лезть в логово зверя. Заставив себя улыбнуться, она протянула к Криксу руки.
– Заприте её в чулан, - оттолкнув её, распорядился он.
В заключении она провела сутки. Ненависть переполняла её. Мерзавец Донат! Послать женщину на верную гибель. Душить, жечь, давить! Давая обеты всем богам, она клялась в случае избавления страшно отомстить Криксу.
На второй день вечером за нею пришли. На вопрос, куда её ведут, ей ответили:
– На свадьбу вождя.
Догадавшись, что на этой свадьбе ей вряд ли доведётся быть невестой, она тем не менее без сопротивления шла за своими тюремщиками. Страха она не чувствовала, только злость и голод.
Её ввели в тот же триклиний, полный гостей - всякое отребье, беглый рабский сброд. Все были пьяны и веселы. Крикс в праздничной одежде сидел за столом; рядом с ним Фанния увидела смазливую внучку старика Наркисса. Неприятно поражённая, она удивилась, почему эти двое не ушли со Спартаком к Альпам.
– Танцуй!
– увидев римлянку, приказал Крикс.
– Ты хотела показать мне , как танцуешь. Так развлеки нас. Моя невеста посмотрит вместе со мной. Танцуй.
– И он захохотал.
Испуганно глянув на Фаннию, девчонка потупилась. Дед её, сидевший тут же, громко захлопал в ладони, будучи сильно навеселе. Германцы принялись стучать ногами об пол. С ненавистью оглядев гостей, Фанния потребовала:
– Мне нужны музыка и другое платье.
Крикс, подумав, кивнул.
Ей позволили выбрать одежду из полного до краёв сундука. Перерывая тряпьё, она извлекла нарядное покрывало и хотела уже остановить выбор на нём, когда заметила кровавые пятна на ткани. Должно быть, несчастную, его носившую, проткнули кинжалом.