Война: ускоренная жизнь
Шрифт:
«В феврале 1942 года из мужчин нашей дивизии была образована труппа варьете. Она должна была вытащенным с передовой на короткое время воинам доставлять радостные минуты. В Малахове, где также находились боевые позиции 18-го и 58-го полков, нашли для представления большое, хорошо натопленное помещение. Солдаты расселись на дощатом полу плотно друг к другу. Актеры давали самое лучшее и интересное, и маленькие зверьки оживились. Сначала то тут, то там начали тайком почесываться; вши закопошились сильнее, никто не мог больше выдержать, каждый чесался, отирался и энергично бил вшей. Кто-то первый снял гимнастерку, ну, теперь больше не было препятствий, полетели гимнастерки и брюки, с обнаженными телами все
Методы борьбы со вшами у солдат немецких практически не отличались от методов солдат советских, что, впрочем, и понятно, поскольку в данном случае враг был один, общий.
«У всех на фронте завелись вши, — вспоминал Бенно Цизер. — В конце концов мы привыкли к этим паразитам и только изредка устраивали на них облаву. В одном случае нам пришлось кипятить нижнее белье, чтобы уничтожить паразитов. Но у всегда изобретательного Шейха была идея получше. Он попросил у водителя канистру бензина и замочил в нем свое белье. Результат был феноменальный, и после этого мы все последовали его примеру».
Вши преследовали «нибелунгов» и когда тем суждено было попасть в плен, причем безразлично чей — к «Иванам» или их более «цивилизованным» союзникам. Вот только два из воспоминаний немецких солдат, посвященных этой теме. Одно принадлежит сбитому над Каспием стрелку-радисту немецкого бомбардировщика Клаусу Фритцше (лагерь для немецких военнопленных под Сталинградом, ноябрь 1943 года), другое — пехотному солдату вермахта Генриху Метельманну (лагерь для немецких военнопленных Флоренс-Кэмпф США, штат Аризона, апрель 1945 года).
Клаус Фритцше:
«Не знаю, соответствует ли перевод смыслу немецкой фразы, но суть дела в том, что миллионы вшей скоро утащат нас, куда они хотят. Нередко вечером сидим, ищем вшей в одежде, правда, не ищем, а собираем. Идет соревнование, у кого успеха количественно больше. Перед началом основной охоты суем руку под мышку, сжимаем кулак, приближаем к свету и открываем его. Чемпион тот, у кого число схваченных вшей больше.
Надо представить себе картину ежедневной охоты в помещении размером приблизительно 4 х 4 метра, одна половина которого занята двухъярусными нарами, рассчитанными на 16 человек. Другая половина занята столом приблизительно 1,5 х 0,8 м и скамейкой. Шестнадцать жителей живописно покоятся на нарах и на скамейках, каждый с бензиновым светильником перед собой. Верхняя часть тела героя, трусы и майки держатся поближе к пламени, вшей собирают и кладут на горячую крышку светильника, где они лопаются с акустической отдачей. Число «отстрелов» можно определить с закрытыми глазами, причем эксперты определяют возраст подбитой особи по громкости звука. Жаль только, что уровень освещения не позволяет уничтожать молодые поколения этих страшных насекомых — их не видно, и половая зрелость молодежи наступает еще в стадии их невидимости в данных условиях освещения».
Генрих Метельман:
«Каждый из нас получил котелок американского образца и после еды нас обязали прополаскивать его дезинфицирующей жидкостью. Вообще американцы весьма щепетильны по части гигиены. Для уборной и мытья была выделена специальная палатка, всем нуждающимся была гарантирована квалифицированная медицинская помощь. Однако попытка избавить нас от вшей потерпела неудачу. Американцы — самые настоящие садисты, думал я, иначе что могло подвигнуть их опрыскивать нас, причем в одежде, какой-то гадостью, белым порошком, после которого по всему телу начинался страшный зуд, кашель и обильное слезотечение. Мы теперь походили на загулявших после работы мельников, которые за пьянкой не удосужились помыться. Первые несколько дней донимавшие нас вши вроде бы успокоились, но затем из остававшихся на теле и волосяном покрове гнид на смену им вылупилось молодое поколение, которое было явно настроено отомстить за своих предков».
«Гамазыны»
«Несмотря на нашу нищету, поражает низкое качество материала, в который одета немецкая армия, — пишет в 1942 году проживавшая в то время в Царском Селе под Ленинградом и встретившая эту армию, как освободительницу от «сталинского ига», автор книги «Неизвестная блокада» Лидия Осипова. — Холодные шинелишки, бумажное белье. Здесь они охотятся за кожухами и валенками. Снимают их с населения прямо на улице.
Вообще наше представление о богатстве Европы при столкновении с немцами получило очень большие поправки. По сравнению с Советским Союзом, они богаты, а если вспомнить царскую Россию — бедны и убоги. Говорят, это потому что война. Но обмундирование-то они готовили до войны. И потом, они же покорили почти всю Европу. И уж, конечно, они не стеснялись с Европой так же, как не стеснялись с нами. Вероятно, и вся Европа такая же. Как-то скучно становится жить, как подумаешь обо всем этом вплотную».
Дальше — больше. В воспоминаниях немецкого солдата Ги Сайера о полученной им в 1944 году новой форме можно прочесть:
«Вскоре радость от новой формы сменилась разочарованием. Качество ее было намного хуже, чем прежней. Мундиры оказались из хилого материала, напоминавшего картонку. Сапоги изготовлены из жесткой низкосортной кожи. На лодыжках она ломалась, а не собиралась. Хуже всего обстояло дело с бельем: оно было сшито из тонкой ткани, что чувствовалась только в тех местах, где была сшита вдвое — на кайме и швах. Новые носки, в которых мы так нуждались, оказались намного длиннее прежних, но грели меньше. Они были изготовлены из нейлона — тогда про него мало кто слыхал».
Понятное дело, что в тылу вермахта (точно так же, как и у нас) дело с одеждой обстояло еще хуже. Интересен и примечателен такой факт. При поездке в отпуск в фатерлянд (на родину) немецкий солдат получал чемодан, который по возвращению требовалось сдать, новое нижнее белье и при необходимости — новое обмундирование. На родине он должен был выглядеть прилично, не как оборванец, но победитель.
Один унтер-офицер рассказывал Карлу Кернер-Шредеру, служившему в конце войны на вещевом складе госпиталя местечка Эвербах, следующую историю:
«Приехал я в отпуск домой, в Дюссельдорф. Жена выстирала все мое военное барахло и повесила на чердак. Прилетели американцы и сбросили бомбы. Поскольку я солдат, видимо, дом, в котором я живу, — военный объект. Не так ли? Пока я торчал в бомбоубежище, все мое обмундирование сгорело. Но не мог же я бегать нагишом?! Пришлось достать выходной костюм из чемодана, который моя жена всегда прихватывает с собой в убежище. Думаете, комендант города выдал мне справку о том, что моя квартира разрушена? Как бы не так. А когда я прибыл в штатском в госпиталь в Бреслау, шпис заявил, будто я загнал свое военное барахло на рынке. Кто возьмет такую дрянь, вот идиот! В Бреслау мне выдали новое обмундирование, но стоимость записали на мой счет. Приказано все урегулировать в резервном батальоне. Хорошенькое дело: немецкий солдат еще должен платить за свое обмундирование. Куда это годится?»
А вот еще один короткий отрывок из «Дневника немецкого солдата» каптенармуса Карла Шредера об отдельных особенностях быта госпиталя в местечке Эвербах (а по сути, во всей Германии в целом. — Авт.):
«За последнее время отмечено немало случаев, когда резервные войска отправлялись на фронт полураздетыми. Командование приказало одевать их по дороге за счет раненых. Но раненые не собираются добровольно отдавать свою одежду резервистам. Это дело поручили госпиталям. Но не так-то легко отобрать у раненых их личные вещи, оружие и предметы снаряжения.