Война Волка
Шрифт:
— Смотри на меня, девушка. — приказал я, и она боязливо подняла бледно-голубые глаза. — Ты из саксов?
— Мерсийка, господин. — голос звучал как шепот.
— Рабыня?
— Да, господин.
Девушку захватили норвежцы-налетчики, когда она отгоняла птиц от свежезасеянного поля. Она сказала, что это произошло год назад, Я спросил, откуда она, и вопрос, похоже, ее смутил.
— Из дома, господин. — вот все, что она смогла мне сказать. Девчонка расплакалась, Бедвульф обнял ее за плечи.
— Назови хотя бы одну причину,
— Они хотели убить ее, господин.
— Винфлед?
— Арнборг сказал, что убьет ее, если я не сделаю, как он хочет. — бывший монах опустил голову в ожидании, Я молчал. — Они говорили, что утопят ее, господин. — забормотал Бедвульф. — как утопили брата Эдвина.
— Другого проповедника?
— Да, господин.
— Говоришь, его утопили?
— Ты можешь сам увидеть его, господин. — с внезапной настойчивостью сказал Бедвульф, Он указал на север. — Он все еще там, господин.
— Где?
— Там, господин.
Он указывал на небольшие ворота, ведущие, как я полагал, к длинной пристани, где пришвартованы корабли. Мне стало любопытно.
— Ну, покажи. — сказал я.
Берг пинком распахнул ворота, и мы вышли на деревянный причал. Было время отлива, и три корабля накренились в грязи, швартовые канаты провисли.
— Вот, господин. — сказал Бедвульф, указывая на толстый столб, погруженный в грязь за палубой ближайшего корабля. На столбе веревкой был высоко привязан скелет. Череп отвалился, ребра торчали наружу, плоть разорвана птичьими клювами.
— Как это случилось?
— Ярл Арнборг привязал его здесь, господин, во время отлива.
— А почему?
— Ярл сказал, что им незачем платить дань Мерсии, господин, и ему не нужны слюнявые проповедники, Он так и сказал, господин.
Это имело смысл. Мятеж в Мерсии убедил Арнборга в том, что саксы слабеют, и он, должно быть, решил больше не платить дань и не держать у себя христианских монахов. Поэтому брат Эдвин и оказался на том столбе, и я представил, как подступают волны, мощный прилив заливает илистый берег, и вода медленно поднимается, на радость наблюдающим норвежцам. Монах, должно быть, кричал, моля о спасении своего бога или норвежцев, А прилив все продолжал подниматься, и привязанный тянулся вверх, из последних сил хватал воздух, слушая смех врагов.
— Почему ярл Арнборг не убил и тебя? — спросил я у Бедвульфа.
Он не ответил, и я схватил его рясу, поволок монаха на край причала и заставил заглянуть вниз, в чуть колышущуюся воду, едва покрывавшую илистое дно залива.
— Почему ярл Арнборг не убил и тебя? — рявкнул я.
Он издал слабый звук — то ли хныканье, то ли стон, и я подтолкнул его, как будто хотел сбросить вниз.
— Говори!
— Он думал, что я смогу быть полезен, господин. — прошептал он.
— Обманывая меня.
— Да, господин. — сказал он. — прости, господин. Пожалуйста.
Несколько
— Зачем? — спросил я. Он трясся так, что, казалось, не мог отвечать, и поэтому я хорошенько приложил его о забор, ограждавший причал. Он сполз вниз по бревнам. Винфлед пошла в его сторону, но застыла на месте, увидев, что я достаю Вздох Змея.
— Нет! — громко завопила она.
Не обращая внимания на девчонку, я приставил острие клинка к горлу Бедвульфа.
— Почему. — спросил я. — Арнборг хотел, чтобы я направился в Честер?
— Чтобы тебя не было в Йорвике, господин.
Он говорил так тихо, что я подумал, будто ослышался.
— Чтобы где меня не было?
— В Йорвике, господин. В Эофервике.
Йорвик? Этим именем норвежцы и датчане называли Эофервик, Я озадаченно рассматривал Бедвульфа.
— А с чего бы я оказался в Эофервике? — я спрашивал, скорее себя, чем это жалкое подобие человека, пресмыкающееся у моих ног.
— Ты был там на Рождество, господин. — ответил он. — известно, что ты. — его голос совсем затих.
— Что известно? — я коснулся лезвием меча щетины на его подбородке.
— Что ты часто бываешь в Йорвике, господин.
— Где правит мой зять, и где живет моя дочь. — заключил я. — Конечно, я посещаю Эофервик.
Внезапно я понял. Должно быть, холод притупил мой рассудок, поскольку я таращился на Бедвульфа, как идиот, не видя смысла в его ответах. Теперь все его слова обрели смысл, даже слишком большой.
— Так ты говоришь. — спросил я его. — Скёлль пошел на Йорвик?
— Да, господин. — его голос был так тих, что я едва его слышал.
— Святой Иисус. — сказал Финан.
— Прошу тебя, господин! — вопила Винфлед.
— Заткнись, девчонка! — рявкнул я и отодвинул клинок. — Сколько воинов он повел?
— Ярл Арнборг взял шестьдесят три человека, господин.
— Не Арнборг, Дурак! Скёлль.
— Не знаю, господин.
Я сильнее прижал острие меча к его горлу.
— Сколько людей Скёлль повел на Йорвик? — опять спросил я, Бедвульф обмочился, покрытые инеем доски причала окрасились желтым. — Сколько? — повторил я, держа лезвие у его горла.
— Они все ушли, господин! — Бедвульф обвел рукой дельту холодной реки.
— Бее?
— И норвежцы, и датчане — все, господин. — он опять указал на север. — Бее, все, господин, отсюда до Хедина.
Местность к северу от Риббела звалась Кумбраландом, дикой землей. Она считалась частью Нортумбрии, но Этельстан был прав, утверждая, что там нет закона, Сигтрюгр объявил эту землю своей, но он ее не контролировал, Кумбраланд оставался дикой областью горных вершин и озер, где сильные правили и порабощали слабых. Река Хедин, как рубеж, отделяла Кумбраланд от земли скоттов, а между этой границей и Риббелом размещалось множество поселений датчан и норвежцев.