Война
Шрифт:
Высший клир дожидался меня под навесом портика. Кардинал Омеди Бейдар в черной с золотом рясе, и еще десяток разномастных церковных сановников в рясах цвета спелой сливы.
Блоджетт успел дать наставления, и я знал, что входить в храм следует только после того, как туда торжественно внесут гробы. Затем войду я и прочие официальные лица, начнется погребальная панихида, после чего гробы отправят в склепы под храмом для вечного пристанища.
Пришлось ждать. Площадь сдержанно шумела.
Лицемерные стервятники — Сакран и Армад — пробились ко мне и отвесили
— Господин архканцлер! — воскликнул Армад, обшарив меня взглядом. Ей же ей — Гицорген донес, что вчерашний «я» был на себя несколько не похож.
— Госп… А где барон Гицорген? — воскликнул Сакран.
Я сделал вид, что с трудом соображаю, качнулся в их сторону и дохнул.
— Барон утомившись спит в карете. Не нужно его… ик!.. тревожить. Ему сейчас очень хорошо!
Они не поверили, Сакран сбегал к карете, заглянул, потом влез, видимо, проверял пульс и дыхание барона, вернулся раскрасневшийся.
— Пьян. Спит, — сказал-доложил Армаду.
Интересно, кто и как разрабатывал план вчерашнего покушения? Не просто так ведь перевезли в Норатор банду головорезов. Похоже — только похоже! — Хвату был дан карт-бланш, и он действовал, исходя из своих соображений. Значит, о вчерашнем фиаско, и вообще о том, что покушение было, Сакран и Армад знают смутно или вообще не знают. Хват, возможно, еще позавчера доложил, что готов меня прищучить, но как будет выглядеть покушение — послам не сказал. Если исходить из этой посылки — я по-прежнему чист, вернее, конечно, меня подозревают, вон, как осматривают — тот ли я Торнхелл, не подставной ли персонаж?
Алые пронесли мимо гроб с Экверисом Растаром. Голова монарха качнулась, веки, почудилось, дрогнули. Вот сейчас распахнет глаза и уставится на меня осмысленно, с укором! Что делаешь со страной, архканцлер, бастард мой дорогой? А? У тебя времени с гулькин нос, вот-вот прижмут, а ты тут стоишь, балду пинаешь!
По моей спине прошли мурашки. Время, отпущенное на узловые решения, почему-то сжалось буквально до пары суток — я чувствую это так остро, что дыхание сбивается.
Я взял быка за рога.
— Я намерен отречься! Вы обещали деньги… через восемь дней! Семь… шесть… пять… сколько там еще осталось? Деньги — и грамоту!!!
Армад с трудом сдерживал отвращение — по всей видимости, не любил пьяных, либо же сам когда-то пил и завязал, а, как известно, нет большего ненавистника пьянчуг, чем завязавший алкоголик.
— Мы вынесли решение! Новое решение! Нужную сумму, арканцлер Торнхелл, вы получите сразу, когда на ступенях храма Ашара, вон там, — он ткнул пальцем под портик, где стояли клир, — со всеми полагающимися формальностями подпишете отречение!
Вот как. Вы все-таки знаете, что покушение не удалось, и времени разрабатывать новый план у вас нет…
Сакран сказал, мельком бросив взгляд на закрытый гроб с каким-то из принцев:
— Взамен вам будет пожалованы остальные деньги, охранная грамота и титул светлейшего герцога!
В вышине тяжко ударил колокол: бу-м-м-м! Почти в унисон с ним ударил второй: ба-м-м-м!
Я задрал голову, не забыв пьяно покачнуться. Две башни Храма — две звонницы — высоченные, квадратного сечения, с зубчатыми верхушками — накренились, вот-вот упадут! Отсюда сквозь окна-прорези я не видел колоколов, но звенели они будь здоров, даже в голове загудело.
— Это больше, чем я мог ожидать, г-господа.
— Это не все, — сказал Сакран с нажимом.
— Нет, не все, — повторил Армад.
— Вы отречетесь через три дня, господин Торнхелл, вот здесь, на ступенях Главного Храма Ашара в Санкструме.
Сердце кольнуло. Три дня? За это время Бришер не успеет вернуться, да он еще и не доехал до гор Шантрама… А мои войска… Черт… Ах ты ж…А пушки?
У меня ничего не готово!!!
Я чуть не завопил, как Анира Най — «Вы же мне крылья подрезаете!». Я не успею подготовиться к войне, организовать оборону! Я ничего не успею! Меня можно будет взять голыми руками! Почему же они ускорились? Узнали, что покушение не удалось? Поняли, что деятельно готовлюсь к войне? Насторожились из-за сожженных кораблей? Хитрые, хитрые бестии!
— Но вы же говорили… две недели…
— Мы пересмотрели наше соглашение, — сказал Армад.
— Вам, в сущности, нет разницы, когда отречься, — сказал Сакран успокоительно. — Неделей раньше, неделей позже, верно, Торнхелл? Ведь мы все обсудили ранее и пришли к единому и удовлетворяющему всех согласию. Ведь правда, Торнхелл? Правильно?
Он спрашивал будто с насмешкой. Будто наверняка знал, что я вожу их за нос.
Где-то я очень крупно прокололся. Но где?
Колокола вели погребальную песню. По Растарам. По Торнхеллу. По Санкструму.
Не будь я действительно немного пьян, я бы выдал себя — без сомнения, выдал! Но алкоголь помог сдержаться, хотя и великих трудов мне это стоило.
А ведь они смотрели, смотрели внимательно, два стервятника, искали в моем лице, взгляде, поведении следы паники.
А вот хрен вам, подумал я свирепо: не на того напали! Мы еще поплаваем, мы еще побарахтаемся! Соберу все силы, в кулак соберу, и так вам вмажу, что мало не покажется! Если помирать — так с музыкой! Но напоследок… нет, прочь мысли про «на последок». Я смогу и теми силами, что у меня есть, доставить вам неприятности, если надо — свяжу боем, свяжу обороной ваш экспедиционный корпус, продержусь, пока не нагрянет Бришер с подмогой.
— Да в общем… мне действительно все равно, господа, — пробормотал я. — Однако все это так неожиданно, так внезапно…
— Вы отречетесь через три дня, — сказал как припечатал Армад. — Это будет…
— Воскресенье, — подсказал Сакран голосом трескучим, как у простуженной вороны.
— Вы отречетесь через три дня, — повторил Армад. — В противном случае — никаких денег.
— Никакой охранной грамоты! — добавил Сакран.
— Мы объявим вас узурпатором.
— И будем считать Адору и Рендор в состоянии войны с Санкструмом.