Войны за Иисуса. Как церковь решала, во что верить
Шрифт:
Один очевидец оставил описание другой сцены, отражающей попытку египтян защитить саму суть христианской веры. «Он увидел, как огромная толпа народа идет к префектуре, и, когда отряд войска хотел остановить возмущение, мятежники стали бросать в воинов камнями и обратили их в бегство. Бежавшее войско заперлось было в храме, посвященном некогда Серапису, но было осаждено и заживо сожжено мятежниками» [351] . В ответ на это император послал туда две тысячи солдат – немалое число, если учитывать, что в то время было крайне важно оборонять границы империи. Но это только усилило беспорядки, поскольку воины вели себя как завоеватели в покоренном городе, обладавшие правом безнаказанно насиловать всех женщин. Военные установили крайне жесткий режим, ограничили доставку в город пропитания и запретили посещать бани и представления, которые были основой социальной жизни. Со временем осадное положение стало менее суровым, но недовольство населения сохранилось [352] .
351
Evagrius,
352
Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 301–303.
С 454 года у коптов появился отдельный патриархат и параллельная иерархия, избравшая своей главой монаха Тимофея. Это был маленький человек, которому дали кличку Элур, что означает «кот», хотя в данном случае скорее указывает на его ловкость и значит что-то вроде «проныра». Он был рукоположен Кириллом и сопровождал Диоскора на Второй Эфесский собор, так что был прочно укоренен в александрийской традиции. Однако «Проныра» был и сам по себе удивительной личностью: его влияние не ограничивалось рамками Египта, и он создал основы для создания независимой монофизитской церкви. В иных обстоятельствах он, несомненно, пользовался бы в христианском мире не меньшей славой, чем его предшественники [353] .
353
Alois Grillmeier, Christ in Christian Tradition, vol.2, From the Council of Chalcedon (451) to Gregory the Great (590–604), part 4, The Church of Alexandria with Nubia and Ethiopia after 451 (Louisville, KY: Westminster John Knox, 1996), 7—35.
Когда в 457 году умер Маркиан, александрийцы взбунтовались против Протерия, поскольку «богобоязненный народ начал снова дышать и вознес благодарение искупителю нашему Христу». Некоторые епископы провозгласили Тимофея Элура патриархом, когда военные не могли поддерживать порядок. Затем силы императора окружили церковь, служившую штаб-квартирой для оппозиции, где они «убили многих мирян, монахов и монахинь. Поскольку народ не мог этого переносить, люди, охваченные жаждой мученичества, ежедневно сопротивлялись воинам в этой кровавой гражданской войне» [354] . В этот раз силы императора не смогли помешать Протерию обрести мученический венец:
354
Lang, «Holy Peter the Iberian».
…Некоторые александрийцы, будучи подучены Тимофеем… напали на Протерия и умертвили его, пронзив ему чрево мечом в минуту его бегства в святую крестильню; потом обвязали его веревкой и, повесив на так называемом четверостолпии, всем показывали с насмешками и воплями «убит Протерий!»; и, наконец, влачив его тело по всему городу, предали огню, и даже, подобно диким зверям, не усомнились пожирать его внутренности.
Согласно другой версии, «они оставили его лежать на дороге, словно свинью или собаку, которых он напоминал своими обычаями и своей свирепостью» [355] .
355
«Некоторые александрийцы…» из Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 306–307, alt.; «они оставили его…» из Lang, «Holy Peter the Iberian».
Халкилдонцев потрясло и время (Пасха), и место этого убийства. Даже варвары и дикари, писали они, с уважением относятся к крестильне. Хотя язычники не понимают богословия крещения, они признают его духовную силу. Корни этого преступления отыскать нетрудно. «Во всех этих событиях виноват Тимофей, опытный строитель козней». Папа Лев никогда не мог простить Тимофею это убийство. Он сравнивал Элура с Каином и называл его parricida, отцеубийцей, который был sacrilegus или impius – оба эти термина для римлян указывали на высшую меру вины, заслуживающую смертной казни [356] . В памяти коптов, разумеется, эти события выглядят совершенно иначе: копты прославляют Элура как доблестного страдальца за веру. По одной из их версий, правитель, притеснявший Тимофея, «был изъеден червями и умер» – эта фраза напоминает о смерти царя Ирода. Вот что происходит с земными властителями, когда те устраивают гонения на Божьих апостолов [357] .
356
Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 306–307. О реакции Льва см. Grillmeier, Alexandria with Nubia and Ethiopia after 451, 10–12; Leo the Great, «Letters and Sermons», in Schaff and Wace, Fathers of the Christian Church, 101; Wessel, Leo the Great, 323–344.
357
«Был изъеден…» из Charles, ed., The Chronicle of John, Bishop of Nikiu, 111.
Вопрос
358
Thomas Campbell, «St. Anatolius», Catholic Encyclopedia, vol.1.
Вопрос о том, как далеко был готов зайти «Проныра» Тимофей, остается спорным
Новый император Лев низложил «Проныру» и поставил вместо него другого, ортодоксального, Тимофея, который занимал этот пост, с некоторыми перерывами, до 481 года. Однако новый патриарх-халкидонец никогда не забывал о шаткости своего положения. Его прозвище Салофакиол означает нечто вроде «ненадежно сидящая шляпа»: он на своем посту был подобен шапке неподходящего размера. Его пронырливый коптский соперник Тимофей всегда выжидал момента, когда он, «тайный патриарх», сможет выйти на сцену [359] .
359
Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 312. Grillmeier, Alexandria with Nubia and Ethiopia after 451, 36–52.
Рим
Соборы разрушили престол святого Марка, а одновременно высоко вознесли престол святого Петра. Немногие люди поздней античности жили такой деятельной жизнью, как папа Лев, оказавшийся участником многим важнейших событий. В октябре 451 года он одержал великую политическую победу, но это еще не было вершиной его достижений. Как бы ни были ужасны Диоскор и Евтихий, их трудно сравнить с Аттилой, который мог в любой момент оказаться в Риме. Незадолго до Халкидона (о чем не знали участники собора) римляне с их союзниками разбили войска Аттилы в битве на Каталонских полях – возможно, это место нынешнего города Шалон во Франции. Эта битва оказалась уникальной в истории еще и потому, что здесь впервые силы христиан сражались с языческим завоевателем. В легендах эта битва стала чем-то вроде предшественницы средневековых Крестовых походов, где великий полководец Аэций играл роль защитника христианской цивилизации. Но Аттила не был окончательно разбит, и на следующий год он повел варваров на Италию, ссылаясь в качестве оправдания на Гонорию, которая предложила ему свою руку [360] .
360
Christopher Kelly, Attila the Hun (Oxford: Bodley Head, 2008).
Маркиан попросил папу Льва присоединиться к делегации, которая должна была просить Аттилу пощадить Рим. По какой-то причине Аттила увел свои войска. В воспоминаниях и искусстве это событие объясняется чудесным вмешательством высших сил, которое связано с именем папы. В эпоху Возрождения Рафаэль запечатлел эту сцену на полотне как память о величайшем моменте в истории папства. Говорили, что «Аттила был настолько поражен появлением первосвященника, что отдал приказ своим войскам прекратить сражения и, обещав хранить мир, удалился за Дунай». Нам не обязательно верить в чудеса, достаточно представить себе, какое впечатление могли произвести отвага папы Льва и его решимость защищать город и церковь в самых ужасных обстоятельствах. Хотя в переговорах участвовали и другие люди, в памяти веков остался именно Лев как спаситель города [361] .
361
Цитата из Проспера Аквитанского приводится по J. H. Robinson, ed., Readings in European History (Boston: Ginn, 1905), 49–51.
Рим мог радоваться избавлению от страшной беды ровно три года. К сожалению, папа Лев никогда не исполнял обязанностей императора Запада, хотя он бы прекрасно справился с этой задачей. В то время империей правил жалкий Валентиниан III, режим которого держался только на верных военачальниках вроде Аэция. Однако у последнего были противники при дворе, и один из них, фаворит Максим, внушил императору, что Аэций становится слишком популярным и это опасно. Послушав его, Валентиниан собственноручно зарубил своего лучшего полководца мечом. Один придворный осмелился выразить упрек императору в таких словах: «Государь, я не знаю, что заставило вас так поступить, но знаю, что вы левой рукой отсекли свою правую» [362] .
362
Цитируется по C. D. Gordon, ed., The Age of Attila (Ann Arbor: Univ. of Michigan Press, 1960), 52.