Войны за Иисуса. Как церковь решала, во что верить
Шрифт:
Особо опасная угроза нависла над новым порядком после переворота 475 года. Полководец Василиск восстал против Зенона, изгнал законного императора и занял его место. Как это часто бывало в ту эпоху, политическая борьба была здесь тесно связана с семейными раздорами. Василиск был шурином императора не самых благородных кровей. Он также не отличался талантами полководца, и его главным деянием была потеря большей части римского флота при неудачной попытке захватить Карфаген. Историки продолжают спорить о том, объясняется ли это поражение его крайне неумелыми действиями или же тем, что он брал взятки со своего врага Гейзериха. Как бы там ни было, Василиск был шурином предыдущего императора Льва, а его племянница была женой Зенона, так что он считал, что может претендовать на престол. (См. Таблицу 8-3.)
Таблица 8-3.
РИМСКИЕ ИМПЕРАТОРЫ ВОСТОКА (ПОСЛЕ 476 ГОДА – ЕДИНОВЛАСТНЫЕ ИМПЕРАТОРЫ)
Лев I 457—474
Зенон 474—491
(Василиск 475–476, узурпатор)
Анастасий 491—518
Юстин I 518—527
Юстиниан 527—565
Юстин II 565—578
Тиберий II 578—582
Маврикий 582—602
Фока 602—610
Ираклий 610—641
Констант II 641—668
Константин IV 668—685
ПРИМЕЧАНИЕ:
Василиск пытался совершить контрреволюцию и передать власть монофизитам. После смерти Льва в 474 году александрийские монахи устремились в Константинополь и потребовали отречения от Халкидона. Новый узурпатор отнесся к ним с пониманием. Василиск восстановил патриархов из сторонников монофизитства, таких, как Петр Фулон и Тимофей Элур, в то же время константинопольский патриарх Акакий сам симпатизировал учению об одной природе. Затем Василиск обратился к Тимофею с решительным посланием, затрагивающим широкие темы. Здесь он осудил «те решения, что нарушили единство и порядок в святых церквах Божиих и мир во всей вселенной, а именно – так называемый Томос Льва и все, что говорилось и делалось в Халкидоне в нарушение священного Символа веры Никеи». Следует отказаться от этих ужасных постановлений, предать их анафеме и сжечь все соответствующие документы. Вместо этого следует видеть в Никейском и Первом Эфесском соборах окончательное и твердое выражение веры [381] .
381
Послание цитируется по Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 340–348; Charles, Chronicle of John, Bishop of Nikiu, 111–114. О Василиске и его происхождении см. Priscus quoted in R. C. Blockley, ed., The Fragmentary Classicizing Historians of the Later Roman Empire (Liverpool: Cairns, 1983), 2:361–369; and Malchus, quoted in 417–419.
Каждый епископ в империи должен был подписать эту энциклику, что многие и сделали. Возможно, это было следствие синдрома Викария из Брея – они любой ценой хотели сохранить свои посты. Позже многие из них жаловались, что поставили свои подписи «не добровольно, но по необходимости, дав свое согласие на бумаге, но не в сердце». Как бы там ни было, такое массовое изменничество показывает, насколько хрупки были достижения Халкидона. Документ подписал патриарх Иерусалима, а также пятьсот епископов – куда больше по количеству, чем число тех, кто одобрил Халкидон в 451 году. Если в Александрии, Антиохии и Иерусалиме господствовали монофизиты, то какие представления о природе Христа доминировали в церкви в целом? [382]
382
Цитата «Не добровольно…» из Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 349.
И здесь можно сказать, что Египет снова грозил распространить свое влияние на императорский дворец в Константинополе. Тимофей «Проныра» вел себя так, как если бы он был религиозным вождем империи, и он рукополагал и восстанавливал своих единомышленников. Он в единоличном порядке восстановил патриархат в Эфесе и поставил там патриархом своего человека. Он даже председательствовал на очередном соборе в Эфесе, где епископы Азии полностью поддержали декларацию Василиска. Они не без угрозы заявили, что если кто-то захочет изменить эту декларацию, «весь мир перевернется вверх ногами и даже злые последствия Халкидонского собора, которые вызвали бесчисленные бойни, в которых несправедливо и беззаконно проливалась кровь верных, покажутся пустяком по сравнению с тем, что будет» [383] .
383
Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 345.
Но это торжество монофизитов продолжалось недолго, поскольку надменный Тимофей настроил против себя многих других епископов – неужели египтян ничему не научил 449 год? После некоторых колебаний константинопольский патриарх Акакий начал решительно защищать халкидонскую ортодоксию. Готовясь вступить в противоборство с императором, он приготовил самое сильное оружие из всех возможных – заручился поддержкой признанного героя духа Даниила Столпника. Как показали события 431 года, святые и чудотворцы воздействуют на императоров сильнее всего. Акакий убедил Даниила покинуть свой столп, на котором тот провел много лет, являясь в мир лишь для того, чтобы изрекать пророчества, исцелять больных и изгонять бесов, и выступить против новой энциклики. Появление Даниила перед Василиском было своего рода религиозным терроризмом, император был здесь просто обязан как-то отреагировать (а по пути во дворец Даниил остановился, чтобы исцелить прокаженного). Василиск стал приносить свои извинения, а в это время константинопольская чернь восклицала: «Император держит правую веру! Сожжем врагов ортодоксии живьем!» В тот момент Василиск и Акакий «лежали на полу у ног святого [Даниила]». Василиск издал новую энциклику, отменявшую прежнюю, но уже не мог умиротворить этим своих противников. Зенон вернул себе престол в 476 году, убив своего соперника. Он выполнил обещание не проливать крови Василиска и его родных, но это не помешало ему уморить Василиска голодом [384] .
384
О Данииле Столпнике см. Norman H. Baynes, ed., Three Byzantine Saints (Oxford: Blackwell, 1948): цитаты – 52–59. Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 346–348.
В своей отчаянной борьбе друг с другом Зенон и Василиск не нашли свободного времени, чтобы сохранить Западную империю, центром которой считался Рим, и она тихо исчезла в злосчастном 475 году. А тогдашние историки с таким пристальным вниманием наблюдали за ходом религиозных сражений, что лишь изредка отмечали иные события, происходившие на границах империи. Победа или поражение Халкидона имели куда более важное политическое значение, чем конец царствования, начавшегося со времен Августа. Историки знают, что достойно их внимания.
Но на самом деле и конец Западной империи также имел религиозные последствия, поскольку теперь на Западе власть Рима не распространялась на территории за пределами Италии. В 476 году вандалы все еще правили Северной Африкой под руководством Гейзериха, вестготы создали могучее королевство на территории Галлии и Испании, тогда как другие варвары господствовали в Италии. Все эти режимы исповедовали арианство и не зависели ни от Римской империи, ни от кафолической церкви. Вандалы насильственно присоединяли кафоликов к арианству через повторное крещение [385] . Глядя на карту с ее меняющимися границами, любой римский император мог понять, что в первую очередь ему нужно наладить добрые отношения с восточным Средиземноморьем. Поскольку Галлия, Африка и Испания исчезли с его политической карты, Египет приобретал куда более важное значение. Присоединение монофизитов Востока к единому стаду верных значило куда больше, чем благожелательное отношение кафоликов Запада.
385
Yitzhak Hen, Roman Barbarians (New York: Palgrave Macmillan, 2007); Peter S. Wells, Barbarians to Angels (New York: Norton, 2008). Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 397–398.
В новой политической ситуации власть была вынуждена позаботиться о том, чтобы завоевать доверие монофизитов, особенно в Египте. В 482 году Зенон попытался раз и навсегда положить конец затянувшемуся религиозному спору. Его Генотикон, то есть акт объединения, утверждал вероучение Никеи и Первого Эфесского собора. Он содержал в себе осуждение как Нестория, так и Евтихия, а в то же время снова приводил анафематизмы Кирилла. Более спорной была попытка Зенона найти такие христологические формулировки, которые бы были приемлемы для обеих сторон. Там не упоминались такие опасные термины, как природа и лицо. Халкидон там упоминался лишь мимоходом и достаточно пренебрежительно:
Кто же мыслил или мыслит что-либо другое, теперь или в иное время, на Халкидонском или на ином каком соборе, того анафематствуем, а особенно Нестория и Евтихия с их единомышленниками [386] .
Генотикон был попыткой найти богословский компромисс, что соответствовало нуждам империи, и на первых порах он действовал благотворно. Что бы христиане ни думали об одной или двух природах, одних из них «пленяло искусство составления этого указа, другие же отнеслись к нему благосклонно, потому что хотели мира». В 482 году даже такой твердолобый монофизит, как Петр Монг в Александрии, согласился на уступки и подписал этот документ. Совершилось нечто невероятное: несмотря на прежние конфликты, Петр восстановил общение с Константинополем [387] .
386
Цитируется по Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 350–354.
387
Цитата «пленяло искусство…» из Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 367. Об успехе Генотикона см. Gray, Defense of Chalcedon in the East, 29–31. О переписке Петра Монга с Акакием Константинопольским см. Frederick C. Conybeare, «Anecdota Monophysitarum», American Journal of Theology 9, no.4 (1905): 719–740.