Воздается по вере. Грехи имеют свою цену. Книга третья

Рузант Марина

Таких как он, болезных, набралось двадцать два человека. Все они призывались из Москвы или Подмосковья. К великой неожиданности, ребят погрузили в самолет и вывезли в Германскую Демократическую Республику, в чужой, заграничный город – Франкфурт на Майне. Там их перераспределили еще раз и небольшими группами по четыре-пять человек направили в разные воинские части, в разные концы Восточной Германии. Гордеев за отсутствием богатырского здоровья и за присутствием высшего технического образования попал в воинскую часть, которая предназначалась для «обслуживания» и охраны небольшого завода по ремонту советской военной техники.

Сюда поступали бронемашины, тягачи,

автомобили, словом, все, что требовало квалифицированного ремонта. Везти на платформах или иным путем в Союз вышедшую из употребления технику только из-за поломок, пусть даже чрезвычайно серьезных, было весьма и весьма накладно. Поэтому основали небольшой, серьезный завод прямо заграницей. Ни для кого не секрет, что по всей Восточной Европе в то время располагались советские воинские части. Автомобильный парк насчитывал тысячи единиц военной техники, ее нужно было обслуживать и ремонтировать.

Сначала новобранца определили на работу копировальщиком. В небольшой отдельной комнате он на копировальном аппарате размножал разного рода документацию. За ним никакого пригляда, вполне тебе, свобода и независимость. Правда, единственный раз в день его навещал прапорщик, проверял все ли в порядке с ним и его подотчетным хозяйством. Работа копировальщика простая, техника тоже без заморочек, да и объемы вполне сносные. Времени хватало и письма написать, и чайку похлебать, и покурить на улицу сходить. Обедать солдат ходил в заводскую столовую вместе с другими военнослужащими. В отличие от вольнонаемных, солдатам давали еду без права выбора.

На заводе работали советские офицеры, их жены, солдаты, специалисты, присланные из Союза и немцы, владеющие русским языком. Офицеры со своими семьями жили в благоустроенных квартирах на территории военного городка. Там же обосновались специалисты с женами или мужьями. Солдаты и младший офицерский состав – в казармах. По одну сторону от завода, за высоким забором очень компактно размещался сам военный городок. Казармы внешне ничем не отличались от обычных жилых домов и стояли они вперемешку с офицерским жильем. Но это совсем не значило, что в городке царят хаос или панибратство. Скорее наоборот, строжайшая дисциплина и безупречный порядок. Территорию части выскребали до блеска.

Офицерам дозволялось нести службу в данном месте, проживая исключительно, только с женой. Ни о каких детях речи не шло. В случае беременности, женщину отправляли на Родину рожать и воспитывать потомство. Специалистам тоже разрешалось приезжать на работу со вторыми половинками, однако, здесь предъявлялись более жесткие требования. Половинка должна была работать либо в самой части, либо на заводе, либо, при условии знания немецкого языка, в небольшом немецком поселении, что располагалось по другую сторону от завода.

Немецкое поселение представляло собой что-то среднее между небольшим провинциальным городишком и объединением нескольких хуторов, раскинувшихся на общей местности. Здесь работали магазинчики, кафе, поликлиника, отделение банка, почта и маленькие частные артели. Со стороны, днем поселение выглядело полусонным. Люди особенно никуда не спешили, просто шли или ехали на велосипедах по своим делам. Спокойная, размеренная жизнь. Поселение настолько органично вписывалось в природный пейзаж, холмистой местности с аккуратными полями и перелесками, с голубым озерком в самой низине. Низкие игрушечные домики, обсыпанные ярким калейдоскопом цветов, выверено подрезанные кусты и деревья – вся эта ухоженная красота напоминала сказку.

Корпуса завода смотрелись, как бельмо на глазу. Вроде тоже

небольшие, вроде тоже аккуратные, вроде тоже много зелени и цветов, но совсем другая застройка. Если бы завод строили сами немцы, наверняка совсем иначе расположили здания и сооружения, проложили дороги, организовали функционал. Они, скорее всего, постарались бы вписать завод в существующий пейзаж. Военный городок раскинулся почти вплотную к заводу и внешним видом очень напоминал основное предприятие.

Через три месяца копировальщика разглядело руководство и командировало для дальнейшего прохождения службы в отдел главного конструктора. Сашка встал к кульману. Теперь об одиночестве можно было забыть. В этом тоже были свои плюсы. Общение в коллективе отвлекала от тоски по дому и беременной жене. Конструкторская работа – знакомая ипостась: курсовики, расчетки, наконец, диплом. С заданиями солдат справлялся запросто, играючи, чем приводил в полный восторг сотрудников отдела. Женщины его подкармливали плюшками, мужчины – сужали сигаретами. Словом, жизнь наладилась, да и служба стала не в тягость. Ему позволялось ходить на работу и с работы самостоятельно. Частенько задерживался или выходил пораньше в связи со срочной работой. Теперь Сашка писал письма любимой в казарме.

О себе Гордеев особенно не распространялся. Совсем избежать разговоров о родителях и семье было невозможно, поэтому пришлось несколько приоткрыть завесу секретности личной жизни. Любопытные женщины вытянули таки из него сведения о том, что родом из Приморска, женат, жена ждет ребенка и живет в Солнечном. Впрочем, с такой еще короткой биографией и скрывать, в общем, нечего. Писал Маше через день, пусть мыслей хватало на половину странички, но ведь важен не объем письма, а факт его получения. Конечно, откуда набраться событиям в жизни солдата? Писал обо всем, что приходило в голову.

Марию жизнь тоже не баловала разнообразием. Да и до разнообразия ли ей в совсем непростом положении? Она каждый день с утра срывала лист календаря, и ждать оставалось на один день меньше. Все ее существо перешло в режим продолжительного ожидания. Она, казалось бы, должна готовиться к рождению ребенка. На свет появится маленькая частичка любимого мужчины. Может, с другими оно так и случалось, только не с ней. Ребенок жил и развивался у нее внутри сам по себе. Маша никогда не прислушивалась к происходящему в ее животе. Она спокойно, даже равнодушно, ходила в женскую консультацию, сдавала необходимые анализы.

Плод развивался стабильно благополучно, со здоровьем все обстояло нормально. Живот рос, словно, отдельно от ее тела. Единственным неудобством становилось ограничение в потреблении жидкостей. Стали отекать ноги, руки, лицо. Маша стала впечатлительной и нервной. Всякая несправедливость или обида вызывали в ней потоки слез. Она плакала часто и много. Тщательно скрывая открывшуюся слабость, старалась под любым предлогом выскочить из цеха и там, в стороне от любопытных глаз «отвести душу».

Михал Михалыч старался оградить свою слезливую сотрудницу от нападок производственников, начальства и ненужных переживаний. Ему было искренне жалко беременную, одинокую молодую женщину. Жизненный опыт подсказывал, что Марию нужно познакомить с женой, женщиной добрейшей души. Она сумеет отвлечь молодую особу от желания оплакивать свою «несчастную» судьбу, переключит внимание и придумает необходимое занятие. Легко сказать, а как это сделать. По возрасту Маша приходилась ему скорее внучкой, нежели дочкой. Разве ей будет интересно проводить время с двумя стариками?