Воздаяние храбрости
Шрифт:
Сергей подошел к вахмистру и положил руку ему на колено.
– Здесь человек мучается. Персиянин, но – человек. Надобно избавить его от страданий. Как лошадь. Сделаешь?!
– Отчего ж не сделать-то, ваше благородие, – ответил вахмистр, разглядывая через голову Сергея сидящего Кемпбелла. – Очень нам даже понятно. Что лошадь, что человек – все одно пожалеть нужно.
Он слез на землю и отцепил карабин от панталёра. Другой драгун перехватил его лошадь. Вахмистр взвел курок и пошел обходить Кемпбелла, норовя подойти к тому сзади. Дик поднял руку.
– Подожди! – крикнул Новицкий вахмистру и склонился над Ричардом.
Тот показал глазами на грудь.
– Письмо, Серж, слева.
Сергей вытащил из-под разодранной куртки аккуратно свернутый и запечатанный пакет. Поверх него бежало несколько строк, выписанных ровным и твердым почерком.
– Можете проглядеть, Серж, если вдруг захотите. Но это не моим… читателям. Это – моей… вдове. Немного помялся пакет, немного запачкался. Но ничего. Может быть, она и прочтет, может быть, она и поплачет. Женские слезы, Серж, знаете… высыхают так же быстро, как ручейки в пустыне… Как хорошо, друг мой, что женщинам не добраться в эти места. Есть только мы и то, что лежит между нами… Но довольно. Дальше – тишина. Forward!
Вахмистр шагнул ближе, поднося карабин к самому уху умирающего. А Кемпбелл, ровно и мягко улыбаясь, смотрел на Новицкого.
В самый последний момент Сергей не выдержал и опустил глаза. А после стукнувшего выстрела сразу же отвернулся, не в силах заставить себя взглянуть на то, что стало с головой умного, веселого, отчаянного Ричарда Кемпбелла.
Вахмистр вернулся к лошади и принялся прочищать карабин, намереваясь зарядить его перед тем, как трогаться дальше. Новицкий порылся в карманах, выудил серебряный рубль и протянул унтеру. Но тот отшатнулся от денег.
– Ваше благородие, – протянул он укоризненно. – Нешто мы не люди, нешто совсем без понятия.
Но Сергей поймал его руку и сунул в ладонь монету.
– Бери, бери, вахмистр. Выпьешь с товарищами за упокой… всех душ, что нынче полегли здесь.
Вахмистр покачал головой.
– Это – да. Сколько народу положили сегодня – ужасть. И наших, и ихних. Утомился народишко уже убивать. Загнали там персов на холм, наверное, около батальона. Сначала хотели штыками переколоть – да одумались. Своих-то сколько еще поляжет. Орудия подвезли – решили перемолотить. Пока наводили, начали думать – может, сдадутся. Генерал наш подъехал…
– Шабельский?
– Нет. Тот все еще персов гонит. Все еще не насытился. Князь Мадатов случился. Хочет уговорить персов сдаться.
– Где? – встрепенулся Новицкий. – Покажи.
Он сорвал поводья и поднялся в седло. Взглянул в последний раз в сторону Кемпбелла и наклонил голову.
– Я отправлю, Дик, это письмо. Обещаю, – произнес он громко, словно мертвый мог его слышать, и сразу же крикнул драгуну: – Веди, вахмистр! Скачем!..
Скакать измученные лошади не могли, но за четверть часа бодрой рысцой донесли всадников до горловины ущелья. Почти весь отряд Паскевича втянулся в проход, преследуя убегающих персов, а здесь остались лишь карабинеры Клюки фон Клюгенау. Роты поставлены были во фронт, так что они плотным полукольцом охватывали участок склона, по которому вилась вверх хорошо различимая тропка. В разрывах пехотного строя уставлены были четыре орудия; у каждого дежурил фейерверкер с горящим пальником.
Сергей спрыгнул с лошади и отдал поводья вахмистру. Темиру он еще до начала сражения приказал оставаться у перевязочного пункта. Он не хотел, чтобы молодой горец оказался в массе войска, где каждый мог принять его за врага. Юноша подчинился ему весьма неохотно. Он узнал, что Абдул-бек идет с персами во главе нескольких сот нукеров, и надеялся встретить кровного врага среди боя. Новицкий же доказал товарищу, что среди десятков тысяч людей, палящих, колющих, рубящих, отыскать одного-единственного будет невероятно сложно. Также трудно будет пробиться к нему во время сражения, когда рядом с беладом скачут десятки преданных воинов.
– Если Аллах захочет оказать нам такую милость, – сказал Сергей без тени улыбки, уперевшись взглядом в черные глаза Темира, – тогда он сохранит жизнь Абдул-беку и подведет его потом под твою пулю.
Сам же он знал определенно, что не будет вставать между кровниками. Но хочет ли он с прежней страстью отнять жизнь у виновника смерти своей жены – этого он не мог уверенно сказать и себе самому…
Перед фронтом карабинеров Новицкий увидел группу офицеров, в центре которой высилась сухопарая фигура Клюки фон Клюгенау. Рядом с ожесточенно жестикулирующим майором стоял Мадатов, едва перерастая головой плечо австрийца, и слушал объяснения командира пехотного батальона.
– Я бы взял их штыками! – горячился Клюки. – Но солдат наш, говорит Алексей Петрович, дорог. Нельзя терять людей после такой победы. Думаю забросать их ядрами. Когда надоест умирать, вылезут сами.
Сергей придвинулся вплотную к ближайшему офицеру, спросив почти в ухо:
– Что случилось? Кого стережем?
Штабс-капитан лет сорока с лишним обернулся и, увидев штатского, нахмурил круглое лицо, испещренное оспинами, и хотел отвернуться. Но Сергей придержал его за предплечье, и что-то в его поведении подсказало опытному кавказцу, что незнакомец в черкеске имеет право расспрашивать.
– Да, видите ли, – ответил он достаточно вежливо, – до тысячи персов поднялись в скалы. Выше им не уйти – там расщелина. А спускаться – только на наши штыки. Нам же атаковать их в лоб нет никакого резона: столько людей положим…
Карабинер недовольно покрутил головой и продолжил:
– Тут генерал Мадатов подъехал. Говорит, что пойдет наверх и предложит персам капитуляцию. Да он не говорит даже, а только сипит – сорвал голос в сражении. А Клюки не хочет его пускать. Персы и так свирепые, а от поражения только сильнее озлобились. Пальнет кто-то остервенев, так и Мадатова жалко, да и нам дедушка по первое число всыплет. Пока они спорили, артиллерия подошла. Дивизион шестифунтовок. Как начнут ядрами сыпать, тем наверху станет несладко.
Новицкий кивком поблагодарил офицера и протиснулся мимо него ближе к Мадатову. Тот как раз заговорил, но голос едва был слышен, сипел, обрываясь на верхних и нижних нотах.
– Я пойду… – Мадатов сделал паузу и откашлялся в сторону, помассировав пальцами онемевшее горло. – Там несколько сот человек, здесь у тебя шесть рот. Сколько народу положим с обеих сторон, что и за неделю в этом камне не захороним.
– Ваше превосходительство! – огорченный Клюки хлопнул себя по бедрам ладонями и на мгновение сделался очень похож на длинноногую африканскую птицу, которую Новицкий видел как-то в петербургском зверинце. – Вы же и говорите так, что никто, кроме вас самих, не услышит. Ей-богу, шестифунтовки наши кричат куда убедительней.