Воздаяние храбрости
Шрифт:
Валериан сказал, что счастлив видеть перед собой двух столь знаменитых воинов. Поздравил обоих с отличной выучкой гарнизона и надежной фортификацией. Он говорил по-турецки совершенно свободно, льстил, не стесняясь, и очаровал обоих пашей с первых же слов. Он сказал, что не решится сам более штурмовать, приступать к столь надежным оборонительным сооружениям. Но – он улыбнулся, поклонился вежливо и повторил еще раз, но – и не позволит никому выйти из крепости до подхода основных сил русской армии. Как псы, обложившие черного медведя, его люди будут держать Исакчи в осаде, пока не представится возможность установить две брешь-батареи – на том холме и на этом. Он небрежно показал хлыстом через плечо, не оборачиваясь. А после того момента не пройдет и двадцати четырех часов, как крепость будет взята на штык и разграблена. Должен ли смертный сопротивляться неизбежному, тому, что уже предначертано, взвешено и исчислено? Паши переглянулись и отъехали посовещаться. Валериан крикнул вдогон, что личное оружие каждого воина может остаться при нем…
На следующее утро гарнизон крепости выступил из ворот, сохранив при себе скимитары, ятаганы [43] и длинноствольные винтовки потрясающей точности боя. Отряду Мадатова остались знамена, орудия, ядра и пуды пороха.
Еще через неделю Валериан привел своих людей к Гирсову. Но там он даже не делал попыток приступа, а сразу вызвал коменданта на переговоры. Мегмет-паша поначалу заупрямился, Валериан решил не настаивать, договорился встретиться через день, а потом еще через день… После трех встреч гарнизон покинул Гирсов на тех же почетных условиях, что и Исакчу. Валериану остались четырнадцать знамен, сотня орудий и три с половиной тысячи пудов пороха.
43
Скимитар, ятаган – разновидности восточного клинкового оружия.
«И после этого, Софья, я думал идти скорым маршем к Шумле или под Варну, но меня остановили ровно посредине. Добавили людей и посадили в Праводы…»
Валериан подумал было исправить «ровно посередине», но решил оставить как есть. Сорок верст от Шумлы, пятьдесят от Варны – разница, которую из Петербурга заметить попросту невозможно. Существенней было другое – именно через Праводы тянулась дорога, что соединяла две мощные турецкие крепости – «Врата Царьграда», как называли их европейцы и те же османы. И если Великий визирь решит двинуться на помощь осажденной русскими Варне, пойдет он несомненно через Праводы.
«Жалко, Софья, – продолжал выписывать Валериан, – что не видела ты этого городка до войны. Небольшое поселение в глубокой лощине. Река течет через город, делит его на две части. Кругом сады, виноградники, прохлада, вода из колодцев чистая. Говорят, жены турецких сановников съезжались сюда, как мы когда-то в Горячеводск. Домишек здесь едва ли более полутысячи…»
И опять перо его замерло. Стоило ли рассказывать Софье, что население городка убежало, что дома солдаты порушили, что сады он сам, генерал Мадатов, приказал вырубить на одну треть, чтобы дать возможность стрелять собственной артиллерии. А реку приказал запрудить, чтобы вода поднялась и прикрыла город разливом саженей в двести длиной. Вал присыпали к старинной ограде, поставили три редута и мощный блокгауз. Два жарких месяца было у людей Валериана на то, чтобы укрепить бывший курорт, и теперь он определенно мог сказать, что потратил время не зря. Но, конечно, расписывать Софье все эти подробности он не намеревался.
«Сколотили мне умельцы отрядные домик…»
Валериан перескочил с военной стратегии на военный же быт, надеясь, что Софья не задумается над тем, почему же генерал Мадатов не занял лучший дом в городке, а поселился в самодельном строении.
«Климат здесь неприятный. Днем жарко, а ночью сыро. Василий расстарался – нашел мастеровых среди солдат, таких же рукастых, как сам, и сколотили они впятером балаган из досок. Крышу покрыли гонтом [44] , стены обшили камышом. Такой получился домик, что если перенести его к нам в Россию да представить при нем десятин двадцать земли, – доживем век свой, Софья, благополучно, спокойно…»
44
Гонт – деревянный кровельный материал.
«Не надо, может быть, писать ей о доме, – мелькнула у Валериана запоздалая мысль. – Вспомнит Чинахчи, Шушу, тифлисский наш дом, отнятый неизвестно за какие мои грехи. Плакать будет. Или не будет. Все-таки жена генерал-майора князя Мадатова. А мы умеем держаться…»
За стеной прокашлялись, и кто-то осторожно постучал в тонкую щелястую дверь.
– Входи! – крикнул Валериан, бросая перо.
В дверь просунулась голова Василия.
– Их благородие майор Толкунов…
– Зови!
Командир казачьего полка говорил собранно, четко, но был явно обеспокоен.
– Вернулись разъезды, ваше сиятельство. По дороге на Шумлу встретили конный отряд турок сотен в шесть-семь. А за ним дальше – пехоты многие тысячи.
Валериан положил перо, поднялся и еще несколько секунд смотрел на исписанный почти полностью лист бумаги. Решился, сложил письмо вчетверо и – поднес уголок к треугольному пламени свечи. Подождал, пока бумага разгорится, и сунул ее в квадратный зев небольшой печурки, стоявшей в углу. Тяга была хорошая, и письмо вспыхнуло, забормотало, точно торопясь пустить на ветер запасенные за день слова.
«Пусть летят, – подумал Валериан. – Отобьемся, стало быть, напишу другие. А если что случится, так никто посторонний и не прочтет…»
Он надел шинель в рукава, туго перетянулся ремнем, подвесил саблю и шагнул к двери. Майор уже ждал его снаружи. Василий держал под уздцы оседланную лошадь. Вдвоем они поехали рысью по городку, по сути русскому военному лагерю, где уже закипала обычная тревожная суета, что следует известию о приближении неприятеля. Проскакали десятка четыре казаков, быстрым шагом пробежала рота мушкетеров, еще не примкнувших штыки к ружьям. Туда же на запад неспешным аллюром потянулись две упряжки конной артиллерии. Следом за ними отправились и Мадатов с майором.
У вала их уже ожидал генерал-майор Купреянов [45] . Валериан спрыгнул с вороного, бросил поводья Василию и пожал твердую, шершавую, как доска, ладонь своего помощника.
– Что же, Павел Яковлевич, вот и дождались. Стало быть, великий визирь решился все-таки помочь Варне.
– Азбука войны, Валериан Григорьевич. Деблокирующий удар по войскам, осаждающим крепость. Странно только, что он так долго решался.
– Вы же в прошлую кампанию здесь не были?.. Тогда бы знали, что турки медлят еще больше и чаще, чем мы. Что нам, собственно, только на руку. Майор, повторите генералу Купреянову ваше сообщение.
45
Купреянов, Павел Яковлевич (1789–1874) – генерал от инфантерии. Участвовал в турецкой, польской и венгерской кампаниях.
Пока Толкунов докладывал, Валериан присел на поставленный стоймя чурбачок и склонился над картой, расстеленной по столешнице, сбитой из трех наспех обстроганных досок. Собственно, он знал окрестности города наизусть и с закрытыми глазами мог, кажется, нарисовать схему укреплений, которые прикрывали Праводы.
Дыздаркиойский редут смотрит в сторону Варны. Самая высокая точка их обороны и, можно сказать, ключевая. Возьмут турки редут, и Праводы уже будет не удержать. Но до него еще надобно добраться, еще надо пройти по гребню под огнем кронверка, что вынесли прямо на север.