Воздушная гавань
Шрифт:
Гримм прекрасно понимал, что его страхи смехотворны. Богу небесному ведомо, что Гримм, не моргнув и глазом, разгуливал по куда более шатким деревянным палубам и помостам — и на борту «Хищницы», и на пристанях Платформы. Тем не менее ему казалось, что с каждым новым шагом пепел-каменный пол под ногами едва заметно дрожит и прогибается.
Место собраний Гильдии спряталось в конце узкого проулка, и если бы Бенедикт не бывал там прежде, Гримм мог бы даже не заметить самого прохода туда. Видавшие виды деревянные двери хранили следы вырезанного когда-то
— Какое радушие, — крякнул Гримм.
Бенедикт кисло улыбнулся.
— Эти люди держатся обособленно и предпочитают, чтобы так и оставалось. Поэтому я не совсем понимаю, к чему здесь этот кристалл.
— Поминальная лампадка, — негромко определил Гримм. — Некоторые из моих матросов зажигают такую, когда мы теряем члена экипажа. Чтобы его тень смогла отдохнуть и не сбилась с пути, возвращаясь к своей койке.
— Есть в этом какое-то язычество, по-моему, — сказал Бенедикт.
— Такова традиция, — не согласился Гримм. — Будь традиции легко объяснимы, они назывались бы правилами.
Легко коснувшись огонька, он добавил:
— Все мы ощущаем необходимость чем-то отметить посещение Жнеца.
Какое-то время он провел хмурясь в раздумьях.
— А что, во время нападения шелкопряда в таверне под постоялым двором был кто-то из зверодавов?
— Нет, — мотнул головой Бенедикт.
— Вот, значит, как… — сказал Гримм. — Как думаете, сколько членов Гильдии погибает на работе… ну, скажем, за год?
— Немного, — прикинул Бенедикт. — Они все-таки профессионалы.
— Выходит, несчастье должно быть как-то связано с нашими нынешними проблемами. На простое совпадение не похоже.
— Согласен, — кивнул Бенедикт.
— В таком случае, — продолжал рассуждать Гримм, — я усматриваю здесь существенную улику, как выражаются инквизиторы.
— Время от времени исполняя функции инквизитора на службе у копьеарха, могу выразить свое взвешенное мнение, — сказал Бенедикт. — Ваши выводы представляются верными.
Гримм кивнул.
— Отлично, — сказал он. А затем повернулся и принялся твердо, настойчиво бить кулаком в дверь Гильдии.
Гильдмастера звали Феликс. Это был седой, низенький человек разве что дюймом повыше гриммовского друга Байяра, хотя этим их сходство и ограничивалось. Феликс выглядел солиднее и массивнее, нос его украшала красная сеточка набухших сосудов, а тяжелый взгляд глубоко запавших глаз прятался под навесом густых бровей. Костюм гильдмастера состоял из бриджей и жакета из толстой кожи под стать перчаткам, заткнутым за пояс по соседству с кольцами пилоплети — длинной косы из переплетенных металлических колец с похожими на острую чешую выступами, наподобие гибкого хвоста рептилии. Гримму доводилось
— Господа, — утробно прорычал Феликс, — сейчас у меня нет времени на всякие глупости.
Гильдмастер кивнул в сторону комнаты, примыкавшей к залу собраний. Там, покрытая простыней, лежала недвижная фигура.
— Сегодня мы потеряли собрата, да и среди жителей хаббла есть потери. Короче говоря, чего вы хотите?
Гримм молча разглядывал его пару секунд, после чего кивнул Бенедикту.
— Сэр, быть может, вы и не вспомните, но мы уже встречались с пару лет тому, — заговорил Бенедикт. — На мне в ту пору была униформа гвардейца. Я брал показания у одного из членов вашей гильдии насчет украденных оружейных кристаллов.
Феликс сощурился на миг, приглядываясь к Бенедикту, а потом фыркнул, с неохотой признавая давнее знакомство.
— Сорелло, верно? Тот, что выломал дверь.
— Сореллин, — поправил гильдмастера Бенедикт. — Тот самый, сэр.
Феликс покивал.
— Как же, помню.
— Я веду сложное расследование, сэр, — быстро проговорил Бенедикт. — И нам нужно опросить вас касаемо любых необычных происшествий, которые члены Гильдии могли замечать с момента налета аврорианцев.
Лицо зверодава вмиг окаменело.
— То бишь это не считая потери человека и проклятого матриарха шелкопрядов, которая только что разнесла полхаббла?
Бенедикт терпеливо улыбнулся.
— Потери составили более десятка человек, сэр. Одни были ранены, другие расстались с жизнью, а кто-то еще не успел определиться. Среди них и моя шестнадцатилетняя кузина, Гвендолин, которая безмерно мне дорога…
Улыбка вдруг исчезла с лица юноши, а глаза потеряли всякое выражение, блеснув напоследок янтарем и золотом. В голосе Бенедикта послышалось вкрадчивое ворчание:
— У всех нас выдался долгий и трудный вечер, сэр.
Феликс немедленно напрягся, а одна его рука непроизвольно дернулась, словно бы едва удержавшись от того, чтобы лечь на ручку пилоплети.
Бенедикт продолжал спокойно смотреть на гильдмастера, без всякой угрозы в позе или в лице. Спокойствия не было только в его глазах. Где-то в глубине их теплился гнев, замеченный Гриммом. Юный мастер Сореллин казался уравновешенным и общительным молодым человеком из высшего общества хаббла Утро, однако Гримму в свое время приходилось встречать немало опасных субъектов.
Пускай он был совсем молод, Бенедикт Сореллин в глазах Гримма определенно к ним относился.
Гримм повернулся к Феликсу. Дальнейшие событии в немалой степени зависели от того, удалось ли гильдмастеру разглядеть в юноше то же, что только что увидел Гримм.
Феликс не был дураком. Он покряхтел еще немного, отвернулся в сторону и вроде бы ненароком отодвинулся от нависшего над ним боерожденного юноши. Подобрал со стола кружку и влил в себя остатки какого-то варева, прежде чем вновь повернуться к гостям и уставиться на Гримма: