Возложение
Шрифт:
Я никогда не думала, что у меня будет подобный разговор.
— Да.
Он скатывается с меня, и я чувствую себя потерянной без его прикосновений. Он смотрит на меня так, словно мы незнакомы, и это вполне логично, поскольку так оно и есть.
— Ты та женщина, которую я ощущал рядом с собой? Прикасалась ко мне? Мыла меня?
Я натягиваю одеяло, чтобы прикрыться. Звучит нехорошо.
— Это я. Мне сказали, что я, возможно, смогу помочь освободить тебя, но я не верила до этого момента.
Он оглядывает комнату,
— Церемония награждения. Мы праздновали победу в войне против Германии, — его глаза прикованы к моим. — Одержали ли мы победу?
— Да.
— Как? Когда?
Я достаточно изучила историю, которую Мерседес рассказала мне об этих солдатах, чтобы знать хронологию событий.
— Через несколько месяцев после вашего исчезновения США сбросили две атомные бомбы на Японию, и это положило конец войне.
Выражение его лица наполняется ужасом.
— Это сделали Соединенные Штаты? Мы создали атомную бомбу и применили ее? Против военной базы? — он бледнеет. — Или мирных жителей?
Я говорю почти шепотом.
— Мы сбросили ее на Хиросиму и Нагасаки.
— Нет! — его голова яростно трясется взад-вперед. — Мы убедились, что бомба никогда не будет создана. Мы собрали всех ученых. Мы… — я беспомощно наблюдаю, как он обдумывает роль, которую сыграл в ужасном окончании войны, потом на мгновение замолкает и не двигается. — Мы дали нашей стране то, от чего, по их словам, они избавляли мир, а они использовали это, — его дыхание становится прерывистым. — Мы никого не спасали.
О, нет.
Я знаю этот взгляд.
Я тянусь к нему, но, ПУФ, он исчез.
Черт.
Несколько минут спустя я снова одеваюсь. Ложка лежит на кухне в раковине, как и положено ложке.
Мне нужна помощь.
Я звоню Мерседес. Она отвечает, затаив дыхание, и я задаюсь вопросом, делали ли они с Хью то же, что и мы с Джеком. Ничто из того, что я говорю, не звучит нормально или логично, поэтому я даже не пытаюсь это понять.
— Он был здесь, Мерседес. Я вернула Джека.
— Она вернула Джека, — восклицает Мерседес.
На заднем плане я слышу, как Хью говорит:
— Слава Богу. Дай ему трубку.
— Я не могу, — медленно произношу я.
— Ты ведь не позволила ему уйти, не так ли? — торопливо спрашивает Мерседес. — Он не должен быть один на улице, пока мы не приспособим его к этому периоду времени.
Я прочищаю горло и бросаю взгляд на ложку.
— Он здесь, но он снова ложка.
— О, — говорит Мерседес. — Он снова ложка, Хью.
Мгновение спустя она спрашивает:
— Ты пробовала вернуть его? Просто делай то, что сработало в первый раз.
— Я попробовала. Он вернулся и снова ушел.
— Я не понимаю.
Я делюсь тем, что Джек говорил каждый раз перед тем, как исчезнуть.
Следующий голос в
— Я должен был предвидеть это. Джек был близок со своей семьей. Мне нужно с ним поговорить. У нас есть для него одежда его размера. Мы привезем ее. Пока мы будем у тебя, уговори его вернуться, и я позабочусь, чтобы на этот раз он остался.
— Эм, нет. Я не могу… не с вами здесь.
— Мы принесем мороженое. Все, что тебе нужно сделать, это попросить съесть ложкой то, что тебе нравится, и подумать о том, как сильно ты хочешь, чтобы он вернулся.
У меня перехватывает дыхание.
— Подожди, подожди, все, что мне нужно было сделать, это использовать его? Типа съесть мороженое, и это вернуло бы его обратно?
На заднем плане Мерседес говорит:
— О, да, я и забыла, что это сработало в первый раз у нас с тобой, Хью. Подожди, я все это время могла вернуть тебя так?
Хью звучит как человек, давящийся виноватым смехом.
— Серьезно? — Мерседес смеется. — Сегодня ты будешь спать на кухне.
Я прячу лицо в ладонях.
— Секс не обязателен. Что ж, примерно час назад эта информация пригодилась бы.
Настала очередь Мерседес виновато рассмеяться.
— Прости. Я должна была вспомнить, что это может быть и так просто. Но если это поможет, Хью говорит, что чувствует все, что я делаю с ним, пока он вилка. Значит, Джек тоже должен чувствовать. И если ты вернула его обратно, значит, ему это понравилось.
Я очень надеюсь на это, потому что не знаю, как спросить согласия у столового прибора.
— Мы сейчас придем, — обещает Мерседес. — И я принесу мороженое.
— Прекрасно, — говорю я, борясь с цунами эмоций. Я смущена, сбита с толку тем, как все это может быть реальным, и странно взволнована тем, что снова увижу Джека.
После завершения разговора я подхожу к Джеку-ложке и беру его на руки. Если он действительно чувствует все, что я делаю с ложкой, он знает, что я держу его сейчас. Щеки заливаются краской, когда я думаю о том, сколько раз мыла его, когда он даже не был грязным. Каково ему было от этого?
Будет ли мне с ним так же хорошо, когда он вернется?
Тихий голос в голове подсказывает, что я эгоистична, сосредотачиваясь на своих чувствах. Не я проснулась через восемьдесят лет в будущем. Он ни о чем подобном не просил и, возможно, не захочет иметь со мной ничего общего.
Насколько я знаю, он, возможно, был влюблен в кого-то в прошлом. Или он мог бы предпочитать кого-то без вагины.
Я прислоняюсь к раковине и, глядя на ложку, убеждаюсь, что вижу в ее отражении тень Джека. Мне очень неловко, но я отбрасываю свои чувства в сторону и пытаюсь представить, насколько это, должно быть, ошеломляюще для него. Хотя у меня проблемы с родителями, я была бы опустошена, если бы они внезапно ушли… вместе со всеми, кого я знаю и кто мне дорог.