Возвращение к звездам: фантастика и эвология
Шрифт:
«Это несправедливо для того, кто платит. Но справедливо для того, кто получает».
При рыночном капитализме труд является товаром, цена которого устанавливается в процессе обмена. Эта абстрактная формула на практике обозначает выраженный приоритет жизнеобеспечивающей деятельности. Иными словами, капиталистическое общество не склонно платить за сам процесс познания, хотя щедро оплачивает результаты. Патентное (оно же авторское) право защищает на этом этапе экономические интересы творца, препятствуя, однако, свободному информационному обмену в
При коммунистических общественных отношениях (как ни странно, не исключая ранне- и даже псевдокоммунистические режимы) оплачивается процесс познания. Но в таком случае результат, когда и если он появляется, воспринимается как нечто принадлежащее не столько тому, кто его получил, сколько обществу в целом.
Заметим, что с точки зрения логики развития самой науки это как раз справедливо. Капитализм исходит из представления, согласно которому наука обязана приносить пользу.
На самом же деле наука — в любую эпоху и в любом обществе — абсолютно бесполезна и формула «Удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» весьма верно описывает ее движущую силу. Если стремиться к высказываниям не столько парадоксальным и красивым, сколько точным, придется признать, что пользу приносит сам процесс развития науки — поскольку это развитие не непосредственно, но индуктивно стимулирует развитие технологии, производства и так далее — вплоть до общественных отношений.
Иными словами, как раз здесь «результат — ничто, движение — все».
Привычка связывать общественный прогресс с конкретными великими открытиями и изобретениями и их творцами проистекает все из того же желания найти в истории логику шахматной партии или хотя бы театра и извлечь из прошлого уроки на каждый день.
Суть дела состоит в том, что мы до сих пор, цитируя известного поэта XX века: «всечасно прославляем первых, не ведая, что славим лишь вторых». Чтобы открытие или изобретение было признано великим, оно должно породить технологии. Но технология начинается там, где науки уже нет. И технология никогда не бывает создана одной инновацией, пусть и весьма важной. Словом: «У Константина Константиновича девяносто четыре родителя пяти различных полов, девяносто шесть собрачников четырех различных полов, двести семь детей пяти различных полов и триста девяносто шесть соутробцев пяти различных полов». Не только как правило, но, пожалуй, и всегда установить реальное значение конкретного научного результата не представляется возможным. Ни в настоящем, ни даже в будущем. Авторы изящно касаются этого момента:
«…самые интересные и изящные научные результаты сплошь и рядом обладают свойством казаться непосвященным заумными и тоскливо непонятными. <…> Организовать на телестудии конференцию знаменитых привидений или просверлить взглядом дыру в полуметровой бетонной стене могут многие, и это никому не нужно, но это приводит в восторг почтеннейшую публику, плохо представляющую себе, до какой степени наука сплела и перепутала понятия сказки и действительности. А вот попробуйте найти глубокую внутреннюю связь между сверлящими свойствами взгляда и филологическими характеристиками слова "бетон", попробуйте решить
Но ученые — тоже люди. Им хочется славы и тех возможностей, которые слава предоставляет.
Здесь-то и проходит водораздел. Если труд на самом деле составляет высшее наслаждение человека, капитализм обречен из-за того, что авторское право, увеличивая информационное сопротивление в социуме, снижает индекс развития. Но если человек, являясь «переходной ступенью от неандертальца к магу», способен трудиться только (или преимущественно) ради «строительства светлого будущего в одной отдельной взятой квартире и на одном отдельно взятом приусадебном участке, отгороженном от остального человечества колючей проволокой…», тогда, по-видимому, обречен коммунизм.
Искушение «жить для себя и только для себя» усиливалось очень низким уровнем жизни в Советском Союзе шестидесятых годов XX столетия. Это, конечно, был не Саракш, но «качество жизни» (стандартно определяемое через отношение оплаченного труда к прожиточному минимуму) было достаточно близко к единице. Это, в частности, означало, что молодая семья, в которой рождался ребенок, без посторонней экономической помощи не выживала.
Механизмы отрицательной обратной связи по распределению материальных благ, столь развитые в социалистических структурах, в первом приближении решали проблему голода. Но только ее.
Дьявол, искушая Христа, предложил ему «все царства земные». «Младшим научным сотрудникам» предлагали обычную двухкомнатную квартиру.
Это было очень много. Авторы точно передали реалии эпохи: молодые магистры НИИЧАВО живут в общежитии. «На сто двадцать рублей».
Выбор между «познанием для всех» и «работой на себя» (что на практике означает обеспечение минимального жизненного уровня для твоей семьи — доверившихся тебе людей) только кажется простым.
В декабре 1963 года была пройдена «точка равновесия»: индекс производства информации в «Объединенном мире» устойчиво превысил соответствующий показатель для «Свободного мира». То есть был сделан выбор в пользу познания.
Нам известно, что это произошло. Но до сих пор нет удовлетворительного ответа на вопрос — почему? И, возможно, в том, что ответа нет, заключена вторая причина сказочности «Понедельника…»
«Институт предоставлял неограниченные возможности для превращения человека в мага».
Эпоха шестидесятых, как и всякая эпоха расцвета, продолжалась недолго. События весны 1968 года в Праге обозначили глубокий кризис «Объединенного мира», известного также как Европейский, или Берлинский, пакт. Советский Союз, который в пятидесятые- шестидесятые годы играл роль научного, культурного и идеологического центра «европейцев», оставаясь политически на вторых ролях, вновь заявляет претензию на абсолютное лидерство. И немедленно на всех уровнях — от государственного до районного — начинается быстрая реставрация административно-командной системы. Голем проснулся.