Возвращение к звездам: фантастика и эвология
Шрифт:
Мне кажется, что самой сложной религией является атеизм.
Не вульгарное неверие, которое обозначает только лишь отсутствие воображения, но атеизм как сознательный человеческий выбор.
Мир, в который входит ребенок, прост. Он может быть трагическим и страшным (и чаще, чем это принято думать, бывает именно таким), но он не содержит в себе неразрешимых вопросов. Конечно, почти не содержит. Потому ребенку почти не нужна идея Верховного Существа.
Говорят, что Бог создал человека по образу своему и подобию, а человек отплатил ему тем же. В этой шутке не обошлось без доли истины, но только очень маленькой
Человек обращается к Богу (как говорят верующие) или выдумывает Бога (по мнению остальных) в тот момент, когда простой мир, доселе окружавший его, вдруг расплывается, меняет свои очертания и для чего-то или для кого-то? заполняется вопросами, которые с очевидностью не могут иметь решения.
Существует только одна теологическая проблема, одна-единственная… Можно, работая в любой философской калибровке, от буддизма до неопозитивизма включительно, осмысленно и доходчиво ответить на вопрос «зачем Человеку Бог»? Но попробуйте объяснить, зачем Человек Богу?
«Эксперимент есть Эксперимент, — сказал Наставник.—
Не понимание от тебя требуется, а нечто совсем иное.
— Что?!»
Пытаясь понять, я подошел к этой проблеме как ученый-естественник. В конце концов, основа ответа всегда заключена в самом вопросе. Достаточно понять, что Человек нужен Богу зачем-то. Своим существованием он исполняет некую функцию, вероятно для нас непостижимую.
Заметим, что человечество в течение всей своей более-менее документированной истории относилось к системам самого непредсказуемого класса: число людей слишком велико, чтобы исследовать эту систему «механически», и одновременно ничтожно мало, чтобы действовали статистические методы.
Но ведь в реальности статистические методы действуют? Действуют повсеместно — начиная от опросов общественного мнения по поводу президентских выборов и заканчивая теорией рекламы. Действуют, хотя по логике вещей не должны.
«Я даже спрошу точнее, — сказал Гейгер. — Нормально ли, чтобы миллион человек — все равно здесь или на Земле — за десятки лет не дал одного творческого таланта?»
Фриц Гейгер привык к интуитивному выполнению закона больших чисел. На миллион человек должен быть один великий писатель, десять ярко талантливых и около ста способных… И отклонение от этого привычного положения дел беспокоит практичного президента. Я не удивлюсь, если и экспедицию на север он организовал не ради научных интересов Андрея, тем более — не ради мифического и далекого Антигорода, а в надежде найти какой-то осмысленный намек на ответ.
А что если — наоборот? На одного великого писателя создается миллион большинства — «…темного, забитого, ни в чем не виноватого, невежественного большинства…»
А ведь какую бы цель не ставил Господь, пять миллиардов людей для достижения этой цели ему не нужны. Потому что его вполне устроит минимальная по размерам система, для которой невозможен механический анализ.
Но такая система насчитывает мало людей, вследствие чего развитие ее будет крайне медленным. Сотня лет на то, чтобы построить несчастную электростанцию. Пятьсот — на сеть железных дорог. Тысячу на обыкновенный фотонный планетолет.
Очень медленно меняется такое человечество.
Бесконечная Пустота к западу и бесконечная Твердь к востоку».
Классический парадокс теологии есть противоречие между существованием и бездействием Господа. Понятно, что речь идет о бездействии в нашем понимании. Но ничто другое нас интересовать не может. Мы, Люди, созданы им для чего-то, чему, возможно, нет названия ни в одном из наших человеческих языков. Мы одарены им душой. Мы помещены им в мир, сотканный из неразрешимых вопросов. Мы привыкли не замечать эти вопросы: Эксперимент есть Эксперимент. Но мы не в силах понять, как Господь может не захотеть спасти умирающего в муках ребенка. И если у Господа по такому поводу есть свое собственное мнение, что ж — тем хуже для такого господа.
«Беру примером молодого человека, потерявшего любимую жену, только что умершую от рака. Он еще не ощутил, что он жертва особой несправедливости, всеобщего биологического закона, беспощадного, чудовищного и циничного…» [84] .
Разумеется, Господь в своей неизъяснимой благости мог просто отменить смерть. Это вполне возможно (что и продемонстрировал в «Сумме технологии» Ст. Лем), и Второе начало термодинамики здесь абсолютно ни при чем. Но каков был бы конечный результат?
84
Ефремов И. Час Быка. М.: Ермак, ACT, 2004.
Эльфы, как всем известно, дивный народ. Но эльфы, которые не только не умирают, но которых еще и невозможно убить, — это нечто невообразимое. Речь даже не о том, что бессмертная человеческая плесень за довольно короткий срок заполнит Вселенную (это изображено у П. Буля в рассказе «Когда не вышло у Змея» [85] ) — с этим несложно справиться. Проблема носит иной характер: всякое развитие происходит через смерть.
Прикиньте, сколько великих произведений искусства не было бы создано, если бы Бог, услышав молитвы поколений, отменил бы войну.
85
Буль П. Когда не вышло у Змея/ / Библиотека современной фантастики. Том 25. Антология. М.: Молодая гвардия, 1973.