Возвращение: Стихотворения

Баркова Анна Александровна

1921

Мать

Придите ко мне, страдающие: Я — ваша ласковая мать. Веков величавых чающие, Вам — любви моей печать. Бойцы, колени склоните, Опояшу я вас мечом. Скорбные, ко мне прильните, Отдохните, не помня ни о чем. Века мое сердце билось В объятиях железных сетей А теперь оно раскрылось Миллионам земных детей. Мой сын — и старик согбенный, Умудренный и зрелый — мой сын. Я

ласкаю юность умиленно И голубиную мягкость седин. Утомлённые лица детей Я одной рукой осеняю; А другой оттачиваю меч острей И молнией стальной взвиваю.

(1921)

Женщина

I.

Мои волосы слишком коротки, Не расплетать их милой руке. От ручейков прозрачных и робких Я спешу к вселенской реке. Не на лоне любви нежно-ревнивой Я предаюсь голубиному сну, На земной расцветающей ниве Я к груди человечества льну. Человечество — это мой возлюбленный, Сужденный ныне мне на века. Тобой не буду я приголублена, Одного из отдельных рука. Все мои речи суровы и резки, Мне чужда прелестная немота. Со мной идет вместо грации детской Величавая твердая красота.

II.

Смотрят звезды на меня по-иному, Чем на прежних женщин смотрели, С неба к сердцу тянутся струны И поют о космической цели. И входит мое сердце планетой В систему любви вселенской. Оледеневшим мирам расцветы Приношу я нежностью женской. Меня прокляло злое жречество, Но заклятый круг прорвался. Отдаю я любовь человечеству Свободной Земли и Марса.

(1921)

Украденная улыбка

Украду я улыбку чужую, Он пошлет ее при мне кому-нибудь, И дорогой её перехвачу я И спрячу в молчаливую грудь. А ночью она осветит Мое скорбное лицо звездой. Хорошо себя приветить Украденной улыбкой чужой. И буду сердцем и смехом звенеть я В часы скромного торжества, А потом должна смолкнуть, побледнеть я До минуты нового воровства.

(1922)

Старая песенка

Говоришь ты: путь вечерний темный Неожиданным грозит. А у окон старый дуб нескромный Заворчит и заскрипит. О, не бойся, милый мой, пролью я Свет волос своих во мглу. Ворчуна цветами обовью я До вершины по стволу. Приходи же смело, бестревожно: Озарен вечерний путь. Старый дуб тебя поднимет осторожно, Передаст ко мне на грудь.

(1921)

Нежность

Над нежностью своей я молоток поднимаю; А она целует меня без страха, И кудрями с улыбкой меня обнимает — Руке не удался взмах. Нежность мое сердце точит и точит, И прячется от всех стремительно. Неведомо мне, чего она хочет. Ах, всё это так мучительно! Я в гнев прихожу. Молоток поднимаю. В уголке сердца она прижалась. Вместе с ней и сердце раздавишь, вижу сама я, Ах, эти нежность и жалость!

(1922)

«Не смотрите на меня: я смешная…»

Не смотрите на меня: я смешная, На мне смешной и убогий наряд. Слишком многое, верно, знает Ваш насмешливо-хмурый взгляд. Обручилась с мечтаньем покорно я, И краснеет смешное лицо. Но часто хочется в заводь черную С дерзким смехом забросить кольцо. Потаенным кольцом не хочу я Приковаться незримо к нему. Кольцо, смеясь, в песок затопчу я, С гневом голову я подниму.

(1922)

Черный платок

Я надену черный платок, Его до бровей надвину, И встану на тот уголок, И потешу мою кручину. Еще издали я замечу Брови строгие, яркий румянец. И знакомые шаг и плечи. Сердце бросится в трепетный танец. Он пройдет, меня не заметит, А я его взглядом окину, И что-то на миг осветит, Приголубит мою кручину. Побреду я за ним украдкой, Снег не выдаст меня, пожалеет… О, с какой пугливостью сладкой Я буду взглядом его лелеять. Он захлопнет калитку. Я вздрогну И, прижавшись к воротам, застыну. Он не слышит, как в светлые окна Зазвенела моя кручина.

(1922)

«Я холодную свободу люблю…»

Я холодную свободу люблю, Холодный свет ослепительный. Зачем же теперь ловлю Этот взгляд с жутью томительной? С прозрачно-холодным покоем Прощается дух безрадостный. Куда я смятенье скрою И страх истощающе-сладостный? Перед этой верой клонюсь, Перед этим взглядом суровым, И руками духа тянусь: А где веры моей оковы? Говорю двойными словами Я, мятежница-амазонка, А сердце плачет тайными слезами Пугливой женщины-ребенка.

(1921)

Фарфоровая чашечка

Много глаз на меня смотрело приветливо. Но твердого взора я не нашла. В них или ложь змеилась увертливо, Или дрожала пустая мгла. И все мне руку жали с опаскою: Оцарапать боялись тело, А я ждала сокрушительной ласки, Крепкую душу выковать хотела. И встретился мне один с лицом обычным, В его глазах я прочитала милость. Я вслед за ним пошла с смиреньем безграничным, И что с душою моей случилось! Она фарфоровой чашечкой была, Раздробил ее молот грубый… Зачем душистого чая я в чашечку не влила, Чтобы его пили милые губы. Мне нужно было душистого чая искать, А не идти суровыми путями. Не для фарфоровых чашечек борьба и тоска. Разбитой чашечке — на сутки память.