Возвращение. Части 1-3
Шрифт:
Моя тревога передалась и ей, поэтому почти весь путь от сквера до своего дома мы пробежали. Все оказалось не так страшно.
— Я недавно приехал из больницы, — сказал Сергей, когда мы вломились к нему в квартиру. — Отцу лучше, но сказали, что он будет дней десять под наблюдением.
— Ты у нас тоже будешь под наблюдением, — сказал я ему. — Мама не работает, и ей приготовить тебе еду ничего не стоит.
— Не нужно, — стал отказываться он. — У меня все есть, а одному до воскресенья хватит. А там что-нибудь сам приготовлю, деньги есть.
— Значит,
От Сергея зашли в Люсину квартиру. Оказалось, что моя мама зашла к Надежде, и сейчас они общались на кухне.
— Мойте руки! — сказала Надежда. — Сейчас будете обедать.
— Чуть позже, — ответила подруга. — Мы ненадолго поднимемся к Гене.
— Давай пой, пока никого нет! — сказала Люся, когда мы зашли в мою комнату.
Таня еще не пришла со школы, а отец со службы никогда так рано не возвращался.
— Ну слушай, — сказал я, беря гитару. — Песня называется "Баллада о матери". Постарела мать за двадцать лет, а вестей от сына нет и нет. Но она всё продолжает ждать, потому что верит, потому что мать…
Я и раньше пел эту песню Мартынова. Не для кого-то, просто для себя. И всегда у меня на глаза наворачивались слезы. Я не знаю, как такое можно слушать спокойно.
— Трудно это было вспоминать. Вдруг с экрана сын взглянул на мать. Мать узнала сына в тот же миг, и пронёсся материнский крик…
Как всегда при исполнении песни, я на ней полностью сосредоточился, и, только закончив петь, я услышал, что Люся плачет навзрыд.
— Я не смогу такое спеть! — давясь слезами, говорила она. — Как это можно спокойно петь?
— Успокойся сейчас же! — сказал я, вытаскивая носовой платок.
Он оказался не слишком свежим, и пришлось лезть в шкаф за другим.
— Ну куда это годится? — выговаривал я ей, промокая слезы. — Я ее тоже не могу спокойно слушать, а тем более петь, но не так же реветь!
— Кто ее написал? — успокаиваясь, спросила она.
— Должен в семьдесят первом написать Мартынов. Классный певец и композитор. Говорили, что и человек хороший.
— И ты хочешь спереть у него такую песню!
— Ничего, напишет другую, — ответил я. — А его я отблагодарю. Я знаю, когда он умрет, причем, по мнению врачей, его можно было спасти, если бы вовремя оказали помощь. Ему и сорока трех не исполнилось, а сколько всего сделал! Я найду возможность с ним познакомиться и отправить на лечение. Незачем ждать, пока его прихватит в лифте. Он, кстати, не один такой, кому можно будет помочь. Если бы ты знала, сколько талантливых людей умерло раньше срока! Хрен у меня вообще поднимется в воздух тот самолет, на котором разбился Чистяков! Двадцать восемь лет было парню, а выступал гениально! До семьдесят второго года время еще есть, а я хоть так немного успокою свою совесть. А ты будешь учить эту песню и петь, пока не вытекут все слезы. Все равно к нашим музыкантам с ней рано выходить. Я и так пеку песни как блины, поэтому пока поработаем со старым репертуаром.
— Послушай,
— Пока не определился, — ответил я, — но уж точно не инженером. Не хочу повторять свою жизнь даже в малом. Понимаешь, таких, как я, будет как собак нерезаных. Обычный инженер средних способностей, добросовестный и исполнительный.
— А ты бы хотел руководить?
— Вот чего не хотел бы, так это руководящей работы. Я ею тоже наелся. Всегда лучше отвечать за себя самого, чем за кого-то, особенно у нас. Нет, я бы хотел прожить эту жизнь творчески. Не все же время будут ворованные песни. Можно выступать с пародиями, которых я знаю… до фига!
— А пародии не ворованные?
— Есть разница, — пояснил я. — Многие юмористы в мое время смешили людей не рассказами собственного сочинения, а тем, что для них писали другие. Здесь главное уметь правильно преподнести написанное. Можно сниматься в кино, подружиться с массой талантливых людей. И потом, не забывай то, о чем я говорил раньше. К добру или к худу, но будущее будет меняться, меняя жизнь миллионов людей. Поэтому многое просто не напишут или напишут иначе. В ближайшие годы это будет мало заметно, но чем дальше, тем сильней. Ладно, беги домой, а то твоя мама сейчас начнет звонить. Держи слова песни и больше не реви, иначе все подумают, что плачешь из-за меня.
— Как он погиб? — спросил Машеров.
— Взрыв бытового газа, — пояснил Юркович. — Все сделали так, что комар носа не подточит. Хотя расследовать, конечно, будут. Все-таки второй секретарь ЦК.
— Кто-нибудь еще пострадал?
— Нет. Жена с детьми была в отъезде, а шофера он оставил в машине. Соседи были дома, но обрушения стен не произошло. В квартире Щелокова возник пожар, пока его потушили, все выгорело.
— Неприятный сюрприз Леониду Ильичу перед самым съездом.
— Скоро у него будет еще один сюрприз. Разработка Павлова почти закончена.
— С этим будьте особенно осторожны, — сказал Машеров, — тем более что он уже не первый. Управляющий делами ЦК — это фигура.
— Я своим людям верю, — сказал полковник. — Все будет тихо. Обычное пищевое отравление. Он большой любитель маринованных грибов, которые в семье больше никто не ест. Способ подсунуть ему нужное уже разработан, но там сложная подстановка, поэтому до съезда не успеем.
— И не надо. Большой срочности нет. Главное, управиться не позже лета. Есть что-то еще?
— Есть, но я не уверен, что это нужно использовать.
— Рассказывай, подумаем вместе.
— В тетрадках есть одна интересная запись. Вы могли на нее не обратить внимания. Я, во всяком случае, обратил не сразу. Мы в первую очередь прорабатываем шестидесятые и семидесятые годы, а запись относится к ноябрю восемьдесят седьмого.
— И что там такого интересного?
— Двадцать седьмого ноября восемьдесят седьмого года Военной коллегией Верховного суда СССР был приговорён к расстрелу генерал-майор ГРУ Дмитрий Федорович Поляков. Формулировка — за измену родине.