Врата судьбы
Шрифт:
— Только имя, — ответил Томми. — Не помню, кем он был.
— Говорили, что он был тем, кем сначала восхищались — а затем назвали фашистами. Это было прежде, чем все поняли, кто такой Гитлер на самом деле. Но были времена, когда мы считали, что для преобразования мира нужно нечто вроде фашизма. У этого Джонатана Кейна были последователи, и немало. Молодые, не очень молодые, всякие. У него были планы, определенная власть, он знал секреты кое-каких людей и пользовался этим власти ради. Как всегда, шантаж. Мы хотим знать, что он знал, что делал; возможно, остались его планы и последователи, молодые люди, которые продолжают верить в его идеи. У него были секреты — вы же знаете, всегда есть секреты, которые стоят денег. Я говорю самые общие вещи, потому что не знаю подробностей. Беда в том, что и никто не знает. Мы считаем, что знаем все, петому что многое повидали — войны,
Некоторые люди не понимают, чем владеют, некоторые уничтожили документы, не осознав их важности. Но нам нужно пытаться узнать, потому что все время что-то происходит. В разных странах, в разных местах, во время войн, во Вьетнаме, партизанских войн, в Иордании, в Израиле, даже в странах, не втянутых в войну. В Швеции, в Швейцарии — повсюду. Нам нужны ключи к этим событиям. И есть теория, что некоторые ключи следует искать в прошлом. А вернуться в прошлое невозможно. Не пойдешь же к врачу и не скажешь: «Загипнотизируйте меня, чтобы я узнал, что происходило в 1914», или в 1918, или еще раньше. В 1890, может быть. Что-то планировалось, что-то так и не произошло, осталось в проектах. Надо оглядываться назад. Вы же знаете, как в средние века мечтали летать. И у них были кое-какие представления. У древних египтян тоже были идеи, так и не получившие развития. Но если идеи передаются из поколения в поколение, когда-нибудь они попадут в руки человека, у которого хватает средств и ума, чтобы развить их, и тогда может произойти все, что угодно — плохое, хорошее. В последнее время появилось ощущение, что кое-какие изобретения — та же бактериологическая война — невозможно объяснить без какого-то тайного процесса, который, возможно, сочли неважным — и ошиблись. Кто-то, в чьи руки он попал, смог улучшить его с потрясающими результатами. Получились составы, могущие изменить характер человека, возможно, превратить хорошего человека в дьявола. И, конечно, ради денег. Вот единственная причина. Деньги и то, что можно купить на деньги.
Власть, например. Ну-с, молодой Бересфорд, что вы на это скажете?
— По-моему, ужасная перспектива, — сказал Томми.
— Да, без сомнения. Но вы не считаете, что я несу чушь? Что все это — старческие фантазии?
— Нет, сэр, — ответил Томми. — Я считаю, что вы в курсе событий и всегда были в курсе событий.
— Гм. Поэтому-то они и обратились ко мне, да? Пришли, принялись жаловаться на дым, мол, они задыхаются, но — знаете, было время, время франкфуртской истории, — когда нам удалось положить этому конец. Мы добрались до человека, находившегося во главе. За сегодняшними событиями тоже стоит кто-то, возможно, и не один человек. Может быть, мы знаем, кто, а если нет — что ж, мы знаем, что происходит.
— Ясно, — проговорил Томми. — Я почти понимаю.
— Вот как? Вам это не кажется чепухой? Фантастическими выдумками?
— Я не думаю, что фантастическое не может быть реальным, — сказал Томми. — За свою долгую жизнь я познал эту истину. Самые невероятные вещи, в которые никак не мог поверить, оказывались правдой. Но вы должны помнить, что у меня нет никакой квалификации. Мне не хватает научных знаний. Я занимался исключительно безопасностью.
— Но вы — человек, которому всегда удавалось выяснять истину, — возразил полковник Пайкэвей. — Вы и ваша жена. Говорю вам, у нее нюх на такие вещи. Она любит добывать информацию. Водите ее с собой. Женщины такие, они умеют вынюхивать секреты. Если они молоды и красивы, они делают это, как Делила. Если стары — я вам вот что скажу: у меня была старая двоюродная бабка, и не существовало такого секрета, в который она не сунула бы нос и не разузнала всю правду. Есть и денежная сторона. Ею занимается Робинсон. Он разбирается в деньгах. Он знает, куда, к кому и зачем идут деньги, откуда и на что. Он знает все о деньгах. Как доктор щупает ваш пульс, так и он чувствует финансовый пульс. Где находятся средства, кто, зачем и почему их использует. Я говорю вам это
— Все еще поговаривают о скандале во флоте и чертежах вроде бы подводной лодки, — сказал Томми. — Несколько человек упоминали о них, но никто ничего конкретно не знает.
— Для начала неплохо. Примерно в то время, знаете ли, Джонатан Кейн и жил в ваших краях. У него был коттедж у моря, и он вел там свою пропаганду. Последователи чуть не боготворили его. Какой там Кейн! Я бы сказал, скорее Каин. Увлекался средствами массового поражения. Он уехал из Англии. Говорят, перебрался через Италию в более отдаленные страны. Не знаю, где здесь правда, где слухи. Говорили, он уехал в Россию, в Исландию, в Америку. Но куда точно, что он там делал, кто поехал с ним и слушал его, мы не знаем. Но мы предполагаем, что он много знал: он пользовался популярностью, соседи приходили к нему на ленч, он ходил к ним. Но вам я скажу одно: будьте внимательны. Хорошенько разнюхивайте, но, ради Бога, будьте осторожны. Оба. Приглядывайте за — как ее зовут? Пруденс?
— Никто никогда не называл ее «Пруденс». Таппенс, — сказал Томми.
— Хорошо. Присматривайте за Таппенс и скажите Таппенс, чтобы она присматривала за вами. Следите за тем, что вы едите, пьете, куда ходите, кто набивается вам в друзья и зачем. Что-нибудь да подвернется. Что-то странное, неординарное, какая-нибудь былая история, которая что-то значит. Какой-нибудь потомок или родственник, знавший умерших людей.
— Я сделаю, что смогу, — пообещал Томми. — Мы оба. Но я не очень-то верю в успех. Мы старые и ничего не знаем.
— Какие-нибудь идеи появятся.
— Да, у Таппенс бывают идеи. Она считает, что в доме может быть что-то спрятано.
— Возможно. Такая мысль уже приходила людям в голову. До сих пор никто ничего не нашел, но всерьез и не искали. Разные дома, разные семьи. Дома продавались, в них переезжал кто-то еще, потом кто-то еще и так далее. Лестрейнджи, Мортимеры, Паркинсоны. Паркинсоны не важны, за исключением одного из сыновей.
— Александра Паркинсона?
— Так вы о нем знаете. Откуда?
— Он оставил послание в одном из романов Роберта Льюиса Стивенсона. «Мэри Джордан умерла не своей смертью». Мы нашли его.
— Говорят, кажется, что судьба каждого человека висит у него на шее, да? Итак, беритесь за дело. Проходите во Врата Судьбы.
Глава 6
Врата судьбы
Лавка мистера Дарренса располагалась посреди деревни, на углу. В окне были выставлены несколько фотографий: одна — две семейные группы, голый ребенок на ковре, лупцующий ногами воздух, пара бородатых молодых людей, упоенно глядящих на своих девушек. Фотоснимки были не очень качественные, некоторые успели состариться. Там же висело большое количество поздравительных открыток, разложенных по полкам в зависимости от родства. Моему мужу, моей жене. Одна — две группы купающихся. Несколько невзрачных блокнотов и бумажников, письменные принадлежности, конверты с цветочными украшениями. Коробки писчей бумаги небольшого формата, украшенной цветочными узорами и надписью «Для заметок».
Таппенс пришлось немного побродить, разглядывая предлагаемый товар, пока шло обсуждение неудовлетворительной работы фотоаппарата и предлагались разные советы.
Более обыденными нуждами занималась пожилая, седая женщина с тусклыми глазами. Старшим продавцом, видимо, являлся довольно высокий молодой человек с длинными льняными волосами и пробивающейся бородкой. Он подошел вдоль прилавка к Таппенс, вопросительно глядя на нее.
— Чем могу быть полезен?
— Я только хотела спросить насчет альбомов, — сказала Таппенс. — Знаете, альбомов для фотографий.
— Чтобы наклеивать ваши фотографии?. Да, у нас есть один или два, но в наши дни их почти не осталось. Люди, вы же знаете, в основном перешли на слайды.
— Понимаю, — сказала Таппенс, — но я собираю старые альбомы. Примерно такие.
С видом фокусника она продемонстрировала ему присланный ей альбом.
— А, это старая вещица, — заметил мистер Дарренс. — Я бы сказал, ему больше полувека. Конечно, в те времена их было много. В каждой семье был такой альбом.
— И именинные альбомы, — добавила Таппенс.