Враждебная тайга
Шрифт:
Над частью вспыхнул желто-розовый свет, осветив хаос, сотворенные разбушевавшимися злыми силами. Несмотря на вой ветра, звон стекла, хруст и треск ломающихся построек, сквозь всё это адское действо послышался крик. Дикий, истошный крик ужаса и отчаяния, крик безнадежного страха.
Трудно было поверить, что эти истошные вопли принадлежали людям, которых все происходящее застигло врасплох. Каждый кричащий был переполнен ужасом, заполнившим все уголки души и проникшим в каждую клеточку, каждый уже ощущал на своей шее цепкие железные пальцы смерти.
Все чувствовали её дыхание, но боролись, осознав свое поражение. Люди вываливались из окон, ползли к дверям, стремились на улицу, но падали там, где ужас настигал их, падали и корчились в страшных судорогах, седея за секунды, превращаясь на глазах в дряхлых стариков.
А над всем этим в вихре бушевавшего ветра стоял лейтенант Отехов, вернее, тело бывшего старшего лейтенанта, в котором теперь обитал шаман, вернувший некогда утраченную власть. Луна спустилась предельно низко и освещала творящуюся под собой какофонию самым ярким светом, каким только было возможно, а ночь только начиналась.
День шестой.
Косой мост. 09:17.
– Сегодня великий день,- приветствовал проснувшихся друзей Вольгул. – Сегодня решится все.
– Что именно? – поинтересовался Давдан.
– Наша дальнейшая судьба и судьба наших детей. Прошлой ночью шаман уничтожил всех людей, оставшихся в тайге.
– Солдат?
– Да. Теперь его ничто не остановит на пути к нам. Мы единственные, кто еще может остановить дальнейшее продвижение зла.
– Мост, - догадался Давдан, - Только чем мы повалим, у нас нет ничего, кроме ножей.
– У нас нет не только инструментов, но и времени, - констатировал Вольгул, - Нынче, как только сядет солнце, он будет здесь, и ничто уже его не остановит.
– Так как же быть?
– Поступим так, - вмешался Утиляк, - Один из нас пойдет за помощью, двое останутся здесь. Если к шести часам он не вернется, то оставшиеся сожгут мост.
– Кто пойдет? – поинтересовался Давдан.
– Ты, - однозначно ответил Утиляк.
– Это почему?
– Ты самый молодой из нас и самый сильный, ты быстрее всех преодолеешь двадцать километров, а время нам теперь дороже всего.
– Дед прав, - согласился Вольгул, - Иди и помни, мы будем ждать помощи ровно до шести вечера. Иди и будь осторожен.
– Я вам оставлю ружье, - предложил Давдан.
– Нет, тебе оно будет нужнее, - отказался Вольгул, - Хотя пули его не остановят.
– Ступай и расскажи всем, что произошло, - дал последние наставления Утиляк, - Пусть уводят детей и женщин, а сами идут нам на выручку.
В/ч № 29 119. 10:38.
Это было страшное пробуждение. Лагшин и Андреев при виде открывшегося зрелища забыли о тяжелом похмелье и отголосках тумана в голове. Окружающее пространство напоминало последствия взрыва, разметавшего все вокруг, только не было воронки.
Окружающее напоминало землетрясение, только не было разломов и трещин. Всё кругом напоминало репортажи о стихийных бедствиях, но не было здесь никаких катаклизмов.
Они шли молча, пораженные и раздавленные увиденным. Широко раскрытые глаза их отражали, как зеркало, картину, больше подходившую под название «последствия атомной войны». Казармы, жилые и складские помещения без единого стекла, зияли темными квадратами окон, как пустыми глазницами.
Бумага, штукатурка и прочий мусор вперемежку с битым стеклом усеяли все пространство, хрустя и шелестя под ногами. Рамы выбиты, двери сорваны с петель, а остальные, прогнувшись, измялись, покрылись ржавчиной. И среди всего этого трупы, много трупов.
У выхода из казармы скорчившись, лежал дневальный, на его лице шоколадного оттенка застыло немое выражение ужаса, легкий ветерок шевелил короткие седые волосы. В трех шагах от него скрючился старший сержант Южный. На нем были только штаны, и можно было хорошо разглядеть застывшие окаменелые мышцы, готовые разорваться от неимоверного напряжения, а кожа не просто потемнела – она почернела.
Больше на улицу не выбрался никто. Андреев и Лагшин молча переглянулись и медленно вошли внутрь казармы. У стены напротив знамени прислонился водитель, белки его широко раскрытых глаз светились в полумраке, как фосфор. Преодолевая страх и омерзение, они прошмыгнули в расположение.
Там царил полнейший хаос – койки, тумбочки, личные вещи, гимнастерки, сапоги, матрасы, простыни сбились в одну кучу, среди которой вперемежку лежали человеческие тела. Только Золотарев и Яшмемедов остались на своих местах, вчерашняя передозировка «Диазепама» подарила им смерть во сне, они даже не проснулись. Лица их не исказила судорога, кожа не изменила цвет, и волосы не потеряли естественного оттенка.
Не хватало только старшего лейтенанта, его жены, Рябинина и прапорщика. На поиски их тел и отправились ефрейтор и Андреев. Труп Нетупейко нашли в его каптерке. Завхоз ночью выкушал изрядный объем самогона из двадцатилитрового бутыля, стоявшего на тумбочке, он-то и убил прапорщика.
Во время тряски бутыль упал на пол и разбился. Нетупейко в темноте, скорее всего, устремился в выходу, поскользнулся и рухнул прямо на битое стекло. Осколок от днища бутыля перерезал ему шею.
– Больше мы никогда не услышим его энциклопедических выкладок и крылатых изречений, - сказал Лагшин, глядя на плавающее в луже крови и самогона тело прапорщика.
А вот остальных тел обнаружить не удалось, даже после тщательного обыска всех помещений, заглянули даже на склады, зашли в туалет, обыскали столовую, гараж, все подсобки. Уже у выхода обнаружили распахнутые ворота и тело Дугунского. Ефрейтор поднялся на вышку и оттуда крикнул:
– Семёна ножом убили – в самое сердце!
Больше искать было некого и негде. Они остались вдвоем среди вымершей и разрушенной за ночь части среди двух десятков трупов, еще трое пропали, неизвестно, куда, а вокруг была тайга, уже принявшая смерть женщины, двух детей и трех солдат, враждебная тайга.