Время кобольда
Шрифт:
Она что, подслушивала под дверью с бокалом в руках?
– Не стоит, я доеду на такси и переоденусь дома.
– Ну, как хотите. Вы закончили свои допросы?
– Это не допросы, но я закончил.
– И что решили?
– Вы узнаете первой, обещаю.
Глава 3. Кэп
Always speak the truth,think before you speak,and write it down afterwards.Lewis Caroll. Alice in Wonderland
________________________________________
За открытой теперь решёткой – тамбур и деревянная дверь. В тамбуре стул, стол, железный шкафчик, похожий на оружейный. Пост охраны? Кого? От кого? Натаха тут же пооткрывала ящики стола – пусто. Пыль и засохшие тараканы. Оружейный ящик тоже пуст. Значит, моя монополия на пистолет вне опасности. Дверь не заперта, но разбухла и заклинила – открылась, только когда мы с Натахой налегли вдвоём.
– Тут что, баня? – недоуменно спросила наша «шпалоукладчица».
В коридоре за дверью темно, жарко и влажно. Сэкиль щёлкнула фонариком, осветив облезлые стены и пар над полом. Жара страшная, градусов за пятьдесят. Или от влажности так кажется?
– Я бы в баньке попарилась, – сказала задумчиво Натаха, – люблю это дело. Особенно когда есть кому веничком отходить.
– Оу, это не похозе на сэнто, – ответила ей Сэкиль. – Это похозе на паровоз. Трубы, трубы…
По стенам проложены ржавые трубопроводы, где в драной теплоизоляции, а где и без. Котельная? Возможно, именно отсюда поступает горячая вода в наш душ. Впервые – на моей текущей памяти – мы нашли что-то инфраструктурное, а не просто коридоры с комнатами. Может быть, это прорыв. Только куда?
– Осень зарко, – вздохнула Сэкиль и, ничуть не смущаясь, сняла через голову рубашку. Под ней ничего. Кроме сисек, разумеется. Кожа тут же покрылась мелкими бисеринками пота. Меня хватило метров на тридцать коридора, и я тоже снял футболку. Штаны не стал – мужик в трусах с пистолетом смотрится глупо.
– Селёдка костлявая, бесстыжая! – завистливо сказала Натаха.
– Раздевайся, зарко! – Сэкиль скрутила рубашку в плотный компактный валик и убрала в сумку.
– Потерплю! – упрямо ответила Натаха, утирая закатанным мокрым рукавом красное потное лицо.
– Ну и дура! – фыркнула азиатка.
– Сама ты дура…
– Хватит, – остановил их я, – пойдёмте уже.
Вскоре вышли к развилке – коридоры направо и налево, трубы, ветвясь врезками и плодонося вентилями, разбежались по сторонам, как древесная крона. Сгоны кое-где сифонят паром, температура поднялась до едва переносимой. Ощущение, что мои яйца скоро будут вкрутую.
– Куда, Кэп? – Натаха тяжело сопит, но держится, даже рубашку не сняла.
Комплексует рядом с Сэкиль. Как будто без одежды сравнение станет слишком наглядным. А та и рада, как специально дразнится. Идёт рядом, светя фонариком и иногда касаясь меня бедром. Дверь, заклиненная вставленным снаружи в ручку газовым ключом. Натаха его вытащила и хозяйственно прибрала в чемоданчик.
За дверью пахнущий влажной горячей пылью душный тёмный чуланчик. Я не сразу понял, что тут кто-то есть, – такая она чёрная. Чёрная, как калоша, мокрая, по пояс голая и почти неживая. Кто-то примотал её цепью к трубе и оставил умирать от жары и жажды.
– Да чтоб тебя! – удивилась Натаха. – Экая сажа!
Негритянка открыла дикие глаза, оскалила белоснежные зубы и задёргалась в безнадёжной попытке порвать цепь.
– Да не сепети, дай глянуть… Погодь, хорошо прикрутили, только пилить. Да не дёргайся ты, попей лучше! Сека, дай ей компоту, – Натаха раздаёт распоряжения, примериваясь ножовкой.
Я подумал, что, может быть, её не просто так прикрутили, но ничего не сказал. Наша корпулентная мадам в порывах помощи ближнему неостановима, как вытатуированный на её левом бицепсе слоник. Да и что нам делать? Бросить чёрную бабу тут? Как-то не по-человечески. Лучше я её пристрелю, если что. По сравнению с тем, чтобы сдохнуть у раскалённой трубы, уже сойдёт за гуманизм.
– Вы… кто, блядь… – надо же, чисто по-русски. Тут все более или менее изъясняются на языке осин. Кроме тех, кто принципиально не хочет.
– Просто прохожие, – ответил я уклончиво. – Если тебя отвязать, ты кусаться не будешь?
– Я – нет. Но есть те, кто будут.
– Ну, вот когда будут, тогда и посмотрим.
– Готово, – с удовольствием сказала Натаха, сматывая цепь и запихивая её в чемоданчик. Бездонный он, что ли?
– Сто мы будем дерать дарьсе? – спросила Сэкиль. – Мы есё не всё осмотрери.
– Бежать… Будете… Быстро… – выдохнула негритянка.
– От кого?
– От тех, кто вас изнасилует, убьёт, снова изнасилует и съест. Если догонят.
– Какая приятная перспектива, – вздохнул я. – И где же эти милые люди?
– Скоро придут, чтобы сделать это со мной.
– Думаю, не надо их здать! – сказала нервно азиатка. – Я не рюбрю, когда меня насируют. Надо уходить.
Она достала из сумки и надела рубашку. Видимо, одетой чувствовала себя более защищённой от насилия. Поколебавшись, вытащила запасную футболку и дала негритянке.
– Что делаем, Кэп? – спросила Натаха.
Интересно, конечно, что за нечисть тут водится, но чернявую мадам надо буквально на себе тащить, не чувствую я боеготовности вверенного мне подразделения.
– Уходим, – решился я. – Натаха, тащи эту немочь, Сэкиль, выводи их отсюда, я прикрываю. Пошли.
Натаха молча обхватила негритянку за талию – та только сдавленно пискнула – и взвалила на плечо, как мешок. Сэкиль быстрым шагом двинулась впереди с фонариком, я пошёл замыкающим, оглядываясь в темноту сзади. Поэтому именно я увидел мелькание света среди переплетения труб.
– Давайте быстрее! Девочки, ускорились!
За нами бегут люди с тусклыми чадящими факелами, переплетаясь тёмными силуэтами с мечущимися тенями. Выглядит неприятно. С такой целеустремленностью они вряд ли просто хотят поздороваться. Бегут быстро, молча, сопя и топоча. Факелы трещат во влажном горячем воздухе.