Время кобольда
Шрифт:
– Кэп, я за тебя кому хочешь закатаю в рог. Но, блин, у тебя же память вырубает! А вдруг сделал, да не помнишь?
– И что тогда? – поинтересовался я мрачно.
Она зависла, долго думала, а потом сказала осторожно:
– Ничего… Наверное. Я её и не знала вовсе. Мало ли. Но всё-таки, Кэп, лучше, чтобы это был не ты.
– Это был не я. Теперь легче?
– А точно? Потому что…
– Вся моя одежда на месте. А такое учинить и не уляпаться невозможно.
– Ой, да, я не подумала… – Натаха опять позеленела, но сдержалась. – А точно вся?
– У меня её не магазин. На мне футболка, в тумбочке футболка, да Сэкиль в рубашке моей вчера ушла.
– Так ты и её вчера?!! – выпучила глаза Натаха. – Ну ты монстр, Кэп!
– Что ты несёшь? Нет, конечно.
– Я свою одесду постирара, – сказала Сэкиль. – Не у тебя зе просить? В твоей меня сетыре поместится!
– Ну что, тебе стало легче?
Натаха снова задумалась и неуверенно покачала головой:
– Нет. Теперь я думаю, что раз не ты, то кто? И где он? Но в столовую ты сходи, а то там Сэмми народ баламутит.
В столовой народ баламутит уже не Сэмми. Тот тихо сидит в углу и прижимает пустой стакан к фингалу. Хорошо его Натаха отоварила. Зато Станислав разоряется вовсю.
– И этому человеку мы доверили единственный пистолет? Да он же маньяк, кровавый убийца! И кого следующего он разделает? Тебя? Или тебя? – он тычет пальцами в наш скромный коллектив. На толпу собравшиеся не тянут, но для суда Линча их хватит.
– Стасик, завали ебало, – сказал я как мог спокойно.
– Сам ты завали вот это самое! Грубиян! Ты ответишь за свое злодеяние! По закону!
– По какому закону, Стасик? Что херню ты несёшь?
– По человеческому закону! Мы будем тебя судить!
– Судилка сломается.
– Люди, мы должны забрать у этого маньяка пистолет! Он без него, видите? Бояться нечего, арестуем его и спросим, где он его прячет!
– Стасик, заткнись, – сказала решительная Натаха. – Он этого не делал.
– Ах, не делал? – завизжал Станислав. – Так и знал, что вы его покрывать будете! А вот на это ты что скажешь?
Он достал из пакета тряпку и замахал ей перед Натахой, как тореадор перед быком. Тряпка подозрительно походит на мою рубаху, только выглядит она так, как будто кто-то топтал её ногами, мыл ей пол, а потом ещё и вытер жопу.
– Это его рубашка, вы все знаете это! – на меня уставился указующий перст, и я задумался, кто делает Стасику маникюр. Неужели сам? Такой талант пропадает.
Собравшиеся закивали, нервно на меня оглядываясь. Мол, действительно, рубаха известная. Тут не так-то много вещей у каждого, а рубах так и вовсе чуть. В основном футболки.
– Так смотрите же! На ней КРОВЬ! – возопил Стасик и развернул тряпку. – Я нашёл её в прачечной, он не успел замести следы!
Действительно, коричнево-бурое пятно. Значит, не жопу ей вытирали. Интересный расклад. Я покосился на Сэкиль, она бурно замотала головой:
– Не знаю! Я её стират хотера!
– Это он убийца! Маньяк! Сатанист!
– А почему сатанист-то, Стасик? – спросил я почти нежно. – Маньяк – понимаю, убийца – допустим. Но сатанист? Что навело тебя на такую мысль?
Я шёл на него, шаг за шагом. Остальные расступались, никто не спешил меня вязать. В конце концов я выдернул рубашку у него из рук.
– Может быть, символ на стене, а, Стасик?
– Я не…
– А когда ты его видел, а?
– Я не… не видел… Сэмми сказал…
– Сэмми? – спросил я строго.
Тот помотал головой.
– Он не помнит, был в панике! Сказал!
– Сэмми не мог разглядеть его, Стасик. Он заглянул краем глаза и сразу блевать кинулся. А вот когда его увидел ты? Не тогда ли, когда макал в кровь мою рубашку?
– Я… Я…
– Смотрите, – я повернул рубашку лицевой стороной к людям, – видите, какое чёткое пятно? Нет брызг, вот тут видно, что рубашку окунули, не расправляя, где была складка – чистый сектор. Если бы она была на мне надета, то испачкалась бы совсем не так.
– Что вы смотрите! – Станислав стал белее бумаги, но не сдался. – Хватайте его, потом разберёмся!
– Так это ты убил несчастную девушку? За что, Стасик? Ведь ты её даже трахнуть не мог, пидор несчастный! Ты маньяк, Стасик?
Он отступал передо мной, пока не упёрся спиной в стену.
– Куда тело дел, сука! – заорал я на него. – Где тело, падла, признавайся!
Станислав дёрнулся, и я ему врезал. Несильно, под ложечку. Вырубать его сейчас совсем не надо.
– Это не я! То есть, я не убивал! Не убивал я!
– А что делал? Говори, тварь паскудная!
Я замахнулся, но не ударил. Он сжался и зажмурился, закрываясь руками.
– Я, зашёл… утром…
– Громче! Чтобы все слышали!
– Я зашёл туда утром!
– Зачем?
– Хотел познакомиться! Новый член общины! Мой долг…
– Дальше!
– Там было всё в крови! И знак Сатаны! Я сразу подумал, что это он!
– Кто, Сатана?
– Нет, ты! Что ты её убил! Все слышали, как вы ночью… Но я решил, что мне никто не поверит! И когда увидел в прачечной твою рубашку…
– Громче!
– Я! Я испачкал рубашку в крови! Но я не убивал! Клянусь, это не я!
– Экое же ты говно, Стасик.
– Не бей! – сжался он.
– Тебя и бить-то противно… Вали отсюда.
Станислав, вжав голову в плечи, нервно озираясь, обходя людей бочком по стеночке, вымелся из столовой в коридор. Теперь пару дней будет ныкаться, потом опять осмелеет. Говнюк и мудила.
– А вы подумайте, – сказал я неловко глядящим в сторону собравшимся, – что я не убивал, и Стасику слабо. Но кто-то убил же. И он где-то здесь. Может быть, среди вас. Так что, если кто-то что-то слышал…