Время кобольда
Шрифт:
Пичалька.
Еще больше бесплатных книг на https://www.litmir.club/
Глава 6. Аспид
Sometimes I’ve believed as many as siximpossible things before breakfast.Lewis Caroll. Through the looking-glass
_________________________________
– Тондоныч, к вам можно?
– Заходи, Мила. Садись. Чай? Печенье?
– Нет, Тондоныч, не надо
– Конечно, давай поговорим.
Волосы в два цвета, длинная чёлка закрывает правый глаз, левый густо обведён (наноскин), в перегородке острого носика колечко (настоящее). Не красавица, но и нет причины для комплексов. Но она, конечно, комплексует. Они все комплексуют, возраст такой. Миле пятнадцать, и она хорошая девочка. Талантливая вирт-художница, мастер скин-живописи, автор множества популярных скин-мем-имиджей. Сейчас её кожа (открытая прозрачной рубашкой сверху до пояса кроме непрозрачной полосы на груди) чиста, но это такой странный жест уважения. Дети отчего-то считают, что я противник наноскина.
На самом деле я, скорее, рад, что его не придётся однажды выжигать с кожи лазером. В татуировках мне не нравится перманентность – принудительная фиксация сиюмоментного вкуса в графике. Нравится им запускать по себе картинки – да и пусть. Чем бы дети ни тешились, учитывая, что жизнь у них не так чтобы полна счастья. Тем не менее, есть устойчивая байка, идущая, как и положено, от старших к младшим: «Аспид ненавидит скины! Он, конечно, слова не скажет, это ж Аспид, но так посмотрит! Брррр!» Одна из многих баек про меня. Должны же дети кого-то мифологизировать? Когда их директор – Жуткий Монстр Аспид, они чувствуют себя защищёнными. Хорошо иметь личного дракона.
Но наноскины считается хорошим тоном при визите ко мне убирать.
– Тондоныч, вас искала такая девушка, Алёна. Похожа на Джиу из Дорамы.
– Она меня уже нашла.
– Я знаю, да. Я хотела сказать, что она не первый раз вас ищет. И она странная.
– Более странная, чем мы? – улыбнулся я.
Девиз с первых дней моего директорства: «Мы странные, но клёвые!». Если бы у нас был флаг, можно было бы на нём вышить. Надо было как-то отпозиционировать «странных нас» от целого города «нестранных их», и ничего лучшего в голову не пришло. Город сейчас уже не тот, но девиз прижился. И дети им даже гордятся.
Странные дети.
Но клёвые.
– Да, Тондоныч, – серьёзно ответила Мила. – Она встретила меня на улице, завязала разговор. Раньше как-то заходила, ну, знаете, как городские – повирить…
Новый вид молодежного досуга – «вирить». Объединяет личные коммуникации с виртуальными, нечто между игрой, беседой, флиртом и джем-сейшеном. Коллективное самовыражение в наступившем «времени кобольда». Не знаю, каково это, меня участвовать по понятным причинам не зовут. Несколько более интерактивно, чем сидеть каждый в своём смарте.
– И что она хотела?
– Спрашивала про вас. Что вы нам рассказываете, с кем общаетесь, что любите, кого выделяете. Про… Про Марту интересовалась… – девочка покраснела.
Несуразность моей личной жизни воспитанникам (а особенно – воспитанницам) очевидна, увы. Хорошо хоть попытки строить мне глазки прекратились. Я слишком старый даже для фрейдистских заморочек девичьей безотцовщины.
О
– И что ты ей рассказала?
– Простите, Тондоныч, больше, чем стоило бы… Сама не знаю как, честно! Мы сели в кафе, она угостила меня мороженым, начала расспрашивать – и меня как понесло! Я прям заткнуться не могла! Говорила и говорила… Ну, всё, что сама знаю, и что про вас треплются всякие… И по Марту… Как она… с вами…И что про Клюсю всё вранье, что вы хороший, но бываете грустный…
– Так, так, стоп. Мила, для начала – перестань реветь.
– Мне та-а-ак сты-ы-ыдно! Я должна была сразу рассказать, но мне было стыдно! Я потом в Макара вернулась, сначала ничего, а потом ка-а-ак поняла! Меня аж затошнило: «Ох, думаю, что я же какой-то девчонке всё-всё растрепала? Она же не наша!» Мало ли что на Джиу похожа…
– Мила, ничего страшного не случилось. Не переживай. Ты не можешь рассказать обо мне ничего секретного. У меня нет секретов.
– Правда? Вы не сердитесь?
– Слухи о том, что я ем детей, немного преувеличены.
– Я знаю. Простите, я сделала глупость.
– Глупости случаются. Нашла силы рассказать – и умничка. Иди, умойся и успокойся, всё будет хорошо.
– Точно?
– Верняк.
– Спасибо!
Что-то я всё меньше себе верю.
Нетта проявилась в полутьме зашторенного кабинета. Цветные глаза светятся золотом и мёдом. Остальное мой мозг решил не раскрашивать. Я залюбовался – вкус на ракурс у неё отменный. Каждый раз – будто портрет кисти старых мастеров.
– А ты изменилась, – отметил я внезапно.
Постепенные изменения не замечаешь, но меня вдруг осенило – это давно уже не та смешная глазастая девица, которая дурачилась и резвилась в игре. Это взрослая женщина с тонкими и строгими, слегка даже трагичными чертами лица.
– Повзрослела, Антон. Как и ты.
– Зачем?
– А зачем тебе сорок?
Хороший вопрос. Кому бы его задать?
– Нетта, душа моя, у меня хреновые предчувствия.
– Антон, друг мой, а у тебя бывает иначе?
– Нет, – признался я. – Давно уже нет. Нетта, почему мне так херово?
– Потому что ты одинок.
– Глупости. У меня есть дочь и сын. У меня есть Клюся. У меня куча проблемных детишек с отменными тараканами в бошках. У меня, надеюсь, ещё где-то есть Марта. У меня есть ты.
– Это всё не то, Антон. Это те, кто опирается на тебя. А на кого обопрёшься ты?
– На тебя?
– Меня нет, друг мой сердечный. Я проекция, игра твоего обманутого мозга. Если ты попробуешь на меня опереться – то просто упадёшь.