Время кобольда
Шрифт:
Однажды Марта в очередной раз «бросила велосипед». То есть, меня. Пополнила мою коллекцию записочек-ухожулек. «Я ухожу, я ужасная дрянь, не ищи меня, на этот раз я точно не вернусь…» Она удивительно старомодна в своих драматических приёмах. Сейчас принято оставлять «видеотоки» – короткие послания с индивидуальной визуализацией, но она свои «ухожульки» пишет на бумаге, округлым аккуратным почерком.
На основании предыдущего опыта я ожидал первого пьяного видеопослания примерно через две недели – там она, полуголая, имитируя наноскином размазанный макияж, будет сквозь слёзы извиняться
Потом будет приступ натужного веселья, где она будет уверять, что всё прекрасно и нам будет лучше друг без друга. Потом несколько «прощальных» посланий, каждое всё более «последнее». А потом она заявится и падёт мне в ноги, рыдая. Будет молить о прощении, готовить завтраки, ходить голой и устраивать секс-марафоны, как будто в компенсацию очередной порции развесистых рогов.
Но ничего этого не случилось. Возможно, она нашла велосипед поустойчивее. Трёхколёсный, например.
– Привет, пап!
– Здорово, Мих.
Сын встретил меня в холле, напрыгнул и повис на талии, обняв ногами и руками. Я подхватил его, оторвал, подбросил и закинул на плечо. Так и пошёл наверх, помахав свободной рукой детям в гостиной. Они, воодушевленно жестикулируя, смотрели Большую Дораму.
– Тондоныч! – вскинулась мне навстречу Милка. – Вас тут искала…
– Потом, Мил, зайди в кабинет через часик, всё расскажешь.
– Ты опять занят, пап? – расстроенно спросил висящий на плече Мишка.
– Небольшое совещание. Я помню, что обещал. Непременно посмотрим.
– Сегодня?
– Сегодня. Но когда именно – не знаю. Так всё навалилось…
– У тебя всегда…
Да, у меня «всегда». «Тондоныч», он же «Антон Спиридонович», он же, за глаза, «Аспид» отвечает за всё и за всех, и что такое «свободное время», я уже не помню. Мишке меня не хватает, хотя он тут всеобщий любимец. Подростки его балуют и развлекают, но, лишённый матери, он бы не отлипал от меня, если б мог.
– Я люблю тебя, Мих.
– Я люблю тебя, пап.
А Марта с её: «Ты никого не любишь!» – просто дура. Надеюсь, у неё все хорошо. Или хотя бы как-нибудь.
– Беги, я тебя позову, как освобожусь, – опустил его на пол, и он умчался к нашим казённым апартаментам, ставшими мне домом уже семь лет как.
– Клюся и Настя у тебя в кабинете, – Нетта визуализировалась полностью и теперь идёт рядом по темному коридору. Чёрно-белая на чёрно-белом. Мне иногда хочется её обнять, прижать к себе, взъерошить тёмные волосы, заглянуть в янтарные глаза, сказать: «Нетка, ты классная! Ты мой лучший друг!»
Доктор, я сумасшедший? Доктор Микульчик считает, что да. Но – «в социально приемлемых границах». И вообще, кто сейчас, во Время Кобольда, нормальный?
– Отец, ты решил, наконец? – сходу атаковала меня Настя.
– По Алёне Митрохиной? Я как раз хотел посоветоваться с вами.
– Да причем тут Алёна! Подумаешь, подростком больше, подростком меньше… Я про действительно важный вопрос!
– Что такое? – заинтересовалась Клюся. – Что опять натворил этот склочный старикашка?
– Мой несознательный родитель решил кинуть общественность на свой юбилей.
– Нашему винтажному директору стукнет сто? Или двести?
– Я сама его стукну, если он будет и дальше уныло отрицать свой сороковник. Как будто, если его не отмечать, он не настанет!
– Всего сорок? – потешно выпучила глаза Клюся. – А кряхтел-то, кряхтел… Нет уж, уважаемый Аспид, право называться «противным старпёром» надо заслужить! Так что даже не думай уклониться. Иначе мы соберёмся под дверью кабинета и будем тебя хором «хеппибёздить», пока уши в трубочку не свернутся.
– Да всё уже, всё, понял, осознал, исправлюсь. Делайте что хотите. Хоть военный парад с боевыми слонами устраивайте. Я всё вытерплю ради вас.
Если к делу подключилась Клюся – сопротивление бесполезно. Я её считаю кем-то вроде взрослой приёмной дочери, наверное. Но если Настасью можно как-то переспорить или, в крайнем случае, воззвать к своему шаткому родительскому авторитету, то Клюся – это стихия и ураган. Всё сметёт на своём пути. Вон как глазки-то заблестели, точно теперь будет фонтан идей.
– Но это вы потом обсудите. А теперь по приблудной девице Алёне Митрохиной.
– Видела её, – кивнула Настя. – Она косплеит эту, как её, из Большой Дорамы… Джитсу?
– Джиу, – поправила её Клюся.
– Так ты смотришь эту дурь? – подняла брови Настя.
– А ты, можно подумать, нет.
– По крайней мере, не эту дурацкую линию для любителей комиксов.
– Можно подумать, ваш депрессивный артхаус лучше.
– Ничего ты не понимаешь в искусстве!
– А твой унылый папахен вообще её не смотрит, представляешь? Может, он больной?
Наноскин на её лице сдвинул вверх брови и расширил глаза, сделав забавно-озабоченную мультяшную рожицу.
– Он здоров, – серьёзным тоном сказала Настя, – просто он зануда.
– Спасибо, подруга, успокоила. Этот диагноз я ему поставила ещё при первой встрече.
Я только вздохнул и головой покачал. Эти девицы могут трындеть бесконечно.
– Эй, у нас совещание по административному вопросу.
– Точно, зануда! – кивнула Клюся. – Ну да ладно. Что ты решил?
– У меня пока нет ответа, – признался я. – Там что-то странное. Вроде не во что ткнуть пальцем, но…
– Знаменитая интуиция?
– Я просто директор детдома, мне интуиция по должности не положена. Справляюсь как умею – кнутом, пряником, врождённой харизмой и благоприобретённой склочностью.
– И что тебе подсказывает твоя склочность в этом случае?
– Что за этой девицей придут проблемы.
– Тебя это никогда не останавливало, – фыркнула Настя.
– Я не знаю, как лучше. Минусы понятны – нездоровый прецедент. Если мы её возьмём, не побегут ли к нам другие семейные детишки?