Время любить
Шрифт:
— И ничего странного?
— Да нет, вроде. Чайник вот все никак не мог закипеть. Минут пятнадцать ждали, я уж хотел спираль проверить. Да! И тишина! Точно! У нее же всегда радио включено! А тут тишина. То ли не работало, то ли старушка выключила?
— Не могло оно работать! Еще скажи: ты курить ходил, на улице кого-нибудь видел?
— Да я бы любого подозрительного, сам понимаешь… Стой! — сам себе скомандовал Василий Данилович. — Там же вообще никого не было! Ни души. И ни одна машина во двор не заехала. Тишина. Глухо, как в танке. Я бычок вниз кинул, а он, как гайка, об асфальт сгрохотал! Подумал еще — не двор, а каменный мешок.
—
— Ты хочешь сказать, что все эти дни она там одна в целом мире?
— Да, с того момента, как зашла домой с покупками. Потому что вторая зашла долей секунды, минутой, или часом позже. Цифровое выражение здесь принципиально не важно. И эта вторая стала жертвой убийцы. Проще говоря, я полагаю, что если есть незаселенные пространства, резонно было бы предположить, что есть и незаселенное время. И есть определенные точки соприкосновения, как, скажем, проселочные дороги. Именно в такой необитаемый промежуток попала наша Мариловна.
— Бр-р-р… — тряхнул головой Китаев, который все это время пытался вникнуть в суть разговора.
— Какой у тебя план, Палыч? — спросил Дорохов.
— Думаю, есть определенная связь между тем и другим промежутком, то есть нам следует восстановить последовательность событий, разумеется, предварительно убрав опасность, а потом просто вернуть нашу пропащую на место.
— Тогда я иду с тобой. А Толик посторожит.
— Там, Вася, стрелять не надо, хватит стрелять. Ты же понял: для пули нет временных преград.
— Ну, я тебя, во всяком случае, подстрахую.
— Хорошо, тогда попробуем.
* * *
В первый раз в жизни Ермоленко решил сражаться. После ухода Бекхана он метался по кабинету, швыряя рекламные буклеты и канцелярские принадлежности, и остановился только после того, как разбил в порыве гнева дорогую пепельницу. Пепельницу, как и переведенные на личный счет какого-то типа сто тысяч долларов было жалко. Глядя на осколки, Ермоленко осознавал, что психовать бессмысленно. Убытки будут расти, а толку будет мало. И тогда он «упал» на телефон и стал собирать информацию. Это было не просто, но ему все же удалось узнать: кто такой Вадим Григорьевич Яковлев, которому он пожертвовал выручку автосалона за два последних дня. А служба безопасности аккуратно отследила маршрут Бекхана до парка и далее. Страсть к деньгам оказалась сильнее страха. И он решил сражаться за свои деньги. Уже вечером он отозвал из Промстройбанка платежку на имя Яковлева, а утром добился встречи с этим человеком. Два обстоятельства не давали ему покоя: интерес Грума во всей этой кутерьме, а также исчезновение Бекхана, которого аккуратно сопроводили до ворот «ящика», из которых он уже не вышел.
Ермоленко сделал несколько звонков, в том числе обеспокоил свою крышу, намекнув, что есть некоторые силы, пытающиеся его шантажировать и заиметь под это дело приличную сумму из общего котла. Заручившись бандитским подкреплением, он почувствовал себя увереннее и вызвал к себе начальника охраны, который, собственно, и был протежирован на это место покровительствующей группировкой.
Мастер
— Петр Матвеевич, — уважительно начал Ермоленко, так уж они величались с самого начала.
— Слушаю, Александр Максимович, — в тон ответил Верхотурцев.
— Нам, вероятно, придется начать маленькую, а может и большую войну… — издали подступал Ермоленко.
— А че, надо так надо, не в первый раз. Я вам, Александр Максимович, вообще удивляюсь. Надо было этого хамовитого чечена тут на куски порвать. Он же не железный. Они щас припухли. Так что без особых последствий. Да и Грум тут зря выпендривался. С ним, конечно, мало кому стрелы набивать вздумается, но и он не на танке ездит.
— На нашем «эмджи», — театрально вздохнул Ермоленко. — Но дело не в нем. Я хочу, чтоб вы собрали всех ребят, да и подкрепление обещано. Чечен, если объявится, нужен мне живой, но связанный. Мне с него сначала поиметь кое-что надо. Я, кстати, не удивлюсь, если он среди живых не числится.
— Свяжем и живого, и мертвого, — заверил Верхотурцев, — а если надо, то и в двух экземплярах.
Начальнику охраны понравилось собственное остроумие, но он не позволил себе хохотнуть. Не принято.
— Угу, — кивнул Ермоленко. — Сегодня вечером у меня важная встреча с одним чиновником, вы там попасите нас незаметно. На всякий случай.
Верхотурцев просекал ходы на два вперед.
— Из «ящика» что ли? На которого чечен выползал?
— Точно.
— Сделаем, прессовать будем?
— Если потребуется. Но пока не стоит горячиться.
— Да, я вам забыл еще сказать, — вот тут Верхотурцев не сдержал победной улыбки, — в этом ящике еще одна знакомая вам личность работает.
— Что за личность? — насторожился Ермоленко.
— Да деваха молодая, красивая. Я у вас раньше фотографию видел, где вы с ней. Вы уж извиняйте, в сейф забыли кинуть, ну я и глянул. Видать, от жены прячете…
На последние слова Верхотурцева Ермоленко не обратил внимания, он вдруг ушел в себя.
— Варя? Она ж институт так и не закончила. Что она там делает?
— Хотите — пробьем?
— Пробейте, Петр Матвеевич. Аккуратно.
— Сделаем.
У Ермоленко в душе пронесся ностальгический ветерок. Образ тихой и прекрасной Вари заслонил на минуту стройные ряды нолей на счетах. Подумалось, а почему бы ни взять ее на содержание? Каждый порядочный бизнесмен имеет любовницу.
Вечером Ермоленко встретился с Вадимом Григорьевичем в ресторане «Париж». Здесь можно было не только отведать французскую кухню и оставить несколько зарплат врача или учителя за бокал вина, но и полюбоваться точной мини копией Эйфелевой башни, а также уединится в отдельный номер для приватной беседы. Так и сделали Ермоленко и Яковлев, чтобы подальше от посторонних глаз провести пристрелочную беседу. Долго они ходили вокруг да около, подороже продавая информацию и нащупывая возможность союзнических отношений. Но к десерту, когда после бутылки арманьяка 1914 года они перешли на божоле, разговор стал конкретнее и даже, если это возможно между двумя такими людьми, теплее.