Время перемен. Том 2
Шрифт:
— Дядя, зачем он здесь? Нас всегда больше, драться ты мне не даёшь, да если б и дал, сам знаешь — лицом в грязь не ударю.
— Нужно, чтобы ты привык к нему. Это не так просто, как кажется, — де Куберте пошевелил затёкшими под нагрудником плечами, отмечая справедливость собственных слов.
— Начнётся война, дадите мне из полковых запасов.
— Те доспехи дряные. Даже они, — кивнул он на солдат, — Стараются заиметь кольчуги получше уставных, а ты граф, так пользуйся этим. Не будь глупцом, война всегда начинается неожиданно. Ты не успеешь привыкнуть, подогнать как следует,
Взгляд графа посуровел, он посмотрел на отряд и уставился куда-то в сторону.
— Не дуйся, что я назвал тебя глупцом, — продолжал Люк, — Просто вы, молодые, бываете так наивны.
— Я не дуюсь, дядя, — угрюмо ответил Жерар.
— Завтра пойдём и вместе выберем тебе доспех. Жду тебя на площади Малой кузницы в час света.
— Как скажете, дядя…
Они приближались к тюрьме. Тиль махнул рукой стражникам, те узнали отряд и стали открывать ворота:
— Только что ваши приходили, шесть человек взяли, — сказал один.
— Кто?
— Хромой лейтенант, господин капитан.
— Для тебя он господин лейтенант Уве де Норт, напиши себе, блядь, на лбу!
— Виноват, ваше благородие, виноват…
Они прошли сквозь ворота и дальше, внутрь. Двоих раненых увели в тюремный лазарет, который капитан сам выпросил у министра: раньше никакого лазарета в городской тюрьме впомине не было, но они часто хватали раненых на дуэлях. В казарму их тащить было недосуг, а дворянам негоже давать просто так истекать кровью, пусть даже эти дворяне преступили закон. Вот и распорядился Первый министр учредить в тюрьме лазарет.
— Сержанты, ещё кто из солдат называет офицера де Норта хромым лейтенантом?
Жак с Тилем переглянулись, Марио, шедший чуть позади, пожал плечами.
— Следите за этим, понятно? Услышу от кого — плетью перетяну. Сегодня вы даёте ему клички, завтра будете с ним запанибрата, а послезавтра перестанете исполнять его приказы.
Уве де Норт склонился над столом писаря и проверял записи в учётной книге. Когда он увидел приближающегося капитана, отложил книгу в сторону и уже собрался было выпрямиться по стойке «смирно» и отрапортовать.
— Оставь это для плаца и парадов, — капитан протянул ему руку, приветствуя, — Что у тебя?
— Поймал шестерых, господин капитан. Одного, правда, подранили солдаты. Трое желторотые совсем, ещё трое постарше, но тоже недалеко ушли.
— Сдались добром?
— Один только бузотёрил, но обошлось.
— Этому два года у судьи проси. Остальным по полгода хватит. Пусть подумают посидят.
— Будет сделано, господин капитан.
— Тиль, бери двоих и этого, шпиона, в допросную. Жерар, сдай остальных задержанных.
Три солдата увели пойманного вдоль по коридору. Капитан двинулся следом и увидел, как скривилось лицо старого Лиса, смотрящего вслед уходящим. И не мудрено: в своё время этот солдат лучше всех развязывал языки пойманным врагам, но после таких допросов сам выглядел как живой мертвец, так тяжело они ему давались. Люк подумал, не взять ли его с собой, но решил оставить в покое старика.
Комната дознаний — маленький квадрат пять на пять шагов — располагалась в недрах тюрьмы, не имела окон и, в отличие от других помещений этого мрачного заведения, была отделана толстым слоем грубых досок, чтобы хоть как-то снизить шум, исходящий порой от её посетителей. Посреди комнаты стоял стол с колодками для рук и торчащими из столешницы ремнями, чтобы накрепко привязать кисти. Стул для заключённого крепился к полу и тоже был увит ремнями. В углу стоял второй стул, с колодками для ног на полу. На тот случай, если рук не останется, а посетитель ещё недостаточно разоткровенничался. Люку ни разу не пришлось заходить так далеко. Он допрашивал людей редко. Молодые дворяне, что попадались ему, не знали ничего интересного, а та челядь, что надобна была для розыска дуэлей, соглашалась после разговора наедине. Де Куберте помнил лишь двоих, кто заартачился, но эта комната быстро заставила их передумать.
На войне Люк вдоволь насмотрелся, как допрашивают пленных, да и сам участвовал не раз. Старые солдаты часто спорили, какому из пленников удастся продержаться дольше — кому отрежут пару пальцев, прежде чем он разговорится, а кому — руку или две. Глядя на то, как привязывают сегодняшний улов, на сгорбленное тело и тщедушные ручонки, капитан подумал, что здесь хватит и мизинца.
Человека споро притянули ремнями к стулу, заключили руки в колодки и стали притягивать кисти к столу. Пленник заартачился, сжал кулаки. Бесполезное и бессмысленное сопротивление: сержант Тиль без лишних слов дважды треснул его по левому запястью, кулак разжался и ладонь тут же распластали ремнями. Быстро проделали то же самое со второй рукой.
Де Куберте вытащил трёхгранный кинжал из-за голенища, положил его на стол и спросил:
— Кто ты?
— Курро Вельде.
— Откуда?
— С Шалейной улицы, комната у меня там.
— Рассадник отребья. Ты вор? Бандит?
— Я рыбак.
— Этот замечательный шрам под глазом откуда? Краснопёрка укусила?
— Не помню я. Говорю, рыбак я.
— Нет дела мне, откуда ты. Зачем следил?
По всему видать, рыбак был туповат, ибо ответом своим только навлекал беды:
— Гулял, да случайно за вами увязался, интересно стало.
— И полчаса шёл, скрываясь, как вор? — капитан ударил его рукояткой по мизинцу, отчего пленник издал нечто среднее между лаем и всхлипом. Лицо его приняло такое оскорблённое выражение, будто невинному плюнули в душу.
Люку это не понравилось:
— Говори! — он ткнул в кончик мизинца остриём кинжала.
Противно брызнула кровь, пачкая столешницу, Курро Вельде пялился на собственный мизинец, не произнося ни слова. Похоже, страх уже прочно угнездился в нём.
— Тиль, отковыряй ему ноготь, раз говорить не хочет, — протянул он кинжал своему сержанту.
Солдат рядом прижал ладонь Вельде к столу, тут же испачкавшись в крови, а Тиль примерил кромку кинжала под ноготь и чуть задрал вверх.
— Ааааа! Я следил за вами, следил! — закричал привязанный.
— Тиль, погоди, пусть скажет.
— Говорю же, следил, ну что ещё?
«Да, и впрямь тупой попался».
— Зачем следил?
— Сказать надобно было, если вы через западную дорогу пойдёте из города.