Время возмездия
Шрифт:
Легкий ветерок остужал лицо, пробирался за расстегнутый ворот гимнастерки. Надвигались белесые сумерки, обволакивая молочной белизной дали. Григорий снова и снова всматривался в бронепоезд. А мысль, как заноза, не давала покоя. Кульга даже не думал о том, казалось бы, о главном – а как же он со своим одним орудием полезет против стольких пушек? Это его не пугало. На войне всякое бывало. А одно орудие – это орудие, а главный козырь, тот самый единственный шанс, на который рассчитывал Кульга, заключался во внезапности удара. В стремительности и внезапности!
Чем больше он рассматривал бронепоезд, железнодорожный
– Мингашева, наверх! – почти по-флотски скомандовал Кульга.
Галия встала рядом, высунулась из люка, обхватив Григория левой рукой, как бы держась за него. Мысленно она была благодарна ему, что он вызвал ее на свежий воздух. Ветер холодил лицо, трепал волосы, забивал снежинки за ворот.
– Впереди крутой берег, обрыв, видишь? – спросил Кульга.
– Вижу.
– Надо прыгнуть на лед и дальше, через речку, на насыпь железной дороги, а там на одной точке развернуться. Шарахнем по бронепоезду.
– А лед выдержит? – спросила Галия, прикидывая расстояние для разгона машины.
– Должен выдержать. Видишь, фрицы зимник проложили, напрямую переправлялись. Значит, лед и нас удержит, куда ж ему деваться.
Галия согласно кивнула. Надо так надо, что за вопрос. Ей не хотелось спускаться вниз, на свое место. Еще бы хоть чуть-чуть постоять вот так, прижавшись к любимому. Она расстегнула шлем, лицу стало прохладнее и свободнее. Галия услышала шорох ветра в кустах. Какая-то пичуга вспорхнула с закутанной снегом елки, и с зеленой ветки мягким водопадом посыпались снежинки.
Речная пойма, расстилавшаяся перед ней, чем-то напоминала уральскую, где среди заснеженных полей текла неглубокая река с крутым берегом. Страшновато было тогда на первых порах прыгать на лед, хотя Галия до изнеможения десятки раз отрабатывала на тренажере этот «высший пилотаж» танкового вождения. Один из курсантов, помнится, произнес: «А на кой черт прыгать на танке? Зачем? Если есть переправа, переправляйся по разведанному и обозначенному маршруту. А снести обрыв, уровнять спуск в общем ничего не стоит. Пару зарядов, направленный взрыв – и откоса не будет, спускайся на лед без риска, веди боевую технику». Инструктор стоял рядом, все слышал. Резко повернулся. Похудевший, с ввалившимися усталыми глазами, дернул обожженной щекой. Но не отругал, а некоторое время молча разглядывал курсанта, а потом дружески произнес: «В бою всякое бывает. Приходится и прыгать, и летать. – И как бы между прочим начал разъяснять основы этого самого прыжка на лед. – С крутого откоса прыгнуть на лед – дело хитрое, но вполне возможное.
– Приготовиться к бою, – скомандовал Кульга. – Все по местам! Передать комбату, что впереди бронепоезд и мы атакуем его. Щетилин, заряжай бронебойными!
Сержант Щетилин натренированным движением ловко втолкнул маслянистый снаряд и, захлопнув замок, установил гильзоулавливатель, потертый брезентовый мешок с прямоугольной металлической рамкой, чем-то похожий на приемник для конвертов, в который почтовики опоражнивают почтовые ящики.
– Готово.
– Не снимай спуск с предохранителя, – повелел Кульга и по танковому переговорному устройству приказал: – Полный вперед!
Мингашева плавно тронула машину с места и стала прибавлять скорость. Когда, подмяв куст и миновав елку, выехали из-за прикрытия, танк сразу пошел быстрее, вздымая снежную пыль.
– Фу, черт! – Григорий шепотом выругался, забывая, что весь экипаж его слышит. Спохватившись, громко добавил. – Жми на полную, сержант Мингашева!
Он надеялся на нее. А у Кульги сократился обзор, отчего он и ругнулся. Сломанная зеленая ветка елки попала в смотровую цель и закрыла прицел. Он видел перед собой лишь увеличенные ярко-зеленые иголки хвои, на которых чудом держались снежинки. В прицеле, за хвоинками, мелькали то заснеженная земля, то хмурое небо.
Шум двигателя становился все сильнее. Галия гнала машину вниз по склону. Танк подпрыгивал, его бросало то вверх, то вниз, то в стороны, словно это была не тяжелая могучая машина, а хрупкая лодка на волнах в открытом море.
– Обрыв скоро! – услышал Кульга в наушниках голос водителя. – Приготовиться!
– Жми!
Галия, чувствуя всевозрастающую скорость, что было силы жала ногой на акселератор до отказа. «Тридцатьчетверка» летела, как на гонках, вздымая снежную пыль. Все ближе берег, все ближе момент прыжка. Галия крепче сжала рычаги. Вот и те три березки, росшие кучно, она их заприметила с вершины.
– Держись, ребята!
Танк, словно оттолкнувшись от крутого берега, взлетел. Галия мгновенно, заученным движением, задрала нос танка вверх, потом, бросив рычаги, сама наклонилась вперед, сжимаясь в комок, и, закрыв лицо ладонями меховых варежек, зажмурилась, притаилась в ожидании.
Сильный удар швырнул Мингашеву вперед. Она больно ударилась головой. И все-таки успела схватиться за рычаги. «Тридцатьчетверка» заскользила по льду, который плавно пружинил. Легко, невесомо, как во сне, пролетела Галия несколько десятков метров. Даже подумать успела: «Ой, получилось».
– Ну, Мингашева, ты молодчина! – облегченно выдохнул, радуясь, командир. – Высший пилотаж!
Зеленая ветка отлетела, открыв смотровую щель. Кульга через прицел увидел приближающиеся пики камыша, заросли берегового кустарника. Реку одолели! Но не успел он обрадоваться, как почувствовал: «тридцатьчетверка» мягко пошла вниз, проваливаясь сквозь лед. Внутрь сквозь щели хлынула обжигающая вода.
– Ой, мамочка! Тонем! – по-бабьи взвизгнула от страха Мингашева.